Два рассказика (СИ)

Я без всяких усилий снимаю с него мантию, грязные кроссовки, штаны и трусы. Снимаю с носа очки, чтобы не разбились. Оставляю его в одной рубашке и носках. Не будем унижать мальчишку до конца. А вот уложить его на кушетку не удается. Он начинает брыкаться и даже сильно кусает меня за руку. Я перегибаю его через колени и несколько раз сильно шлепаю. Он отчаянно визжит.

- Поттер, если вы не прекратите глупое сопротивление, я выведу вас в лазарет и отшлепаю перед теми первокурсниками. Вы этого добиваетесь?

- Не-е-ет, - рыдает он. – Не надо-о-о…

Он опять продолжает вырываться. Я накладываю на него слабый Ступефай, кладу на кушетку на левый бок. Потом снимаю Ступефай, сгибаю его ноги к животу и опять фиксирую его Ступефаем. Он с отчаянием смотрит на меня, из глаз катятся крупные слезы. Я разозлен на него.

- Поппи, поядренее сделай, - опять прошу я.

Она кивает головой, выливает треть грелки и доливает ее зельем от запора. Это зелье надо глотать, а в клизме оно действует просто мгновенно.

Помфри, не торопясь, смазывает вазелином наконечник клизмы, потом пытается смазать Гарри крепко сжатое колечко ануса. Он громко визжит.

- Ладно, ладно не буду, - говорит Поппи и медленно вставляет наконечник клизмы.

Мальчишка затихает и прислушивается к тому, что творится у него в животе. Ощущения у него не из приятных. Сам помню из детства. Он тихо всхлипывает, весь в слезах и соплях. Я достаю платок и вытираю ему лицо. Снимаю Ступефай.

- Спасибо, - шепчет он.

Поттер поблагодарил меня! Его вполне можно перевоспитать. Строгость нужна.

- Профессор, - опять шепчет он и жутко краснеет. – Мне надо…Я уже терпеть не могу…

Это зелье от запора действует. Мне смешно.

- Придется потерпеть, Гарри, - мягко говорю я. – Еще только половина клизмы.

Он опять тихо плачет. Потом умоляюще смотрит на меня:

- Пожалуйста, я не могу терпеть…

- Поппи, пациент готов, - зову я колдомедика.

Помфри приходит и вытаскивает наконечник клизмы.

- Гарри, ты до туалета добежишь, или тебе горшочек дать, - заботливо спрашивает она.

Такого унижения мальчишка стерпеть не может. Он вскакивает и пулей несется в туалет. Отсутствует он довольно долго. Поппи успевает заварить мой любимый чай Эрл Грей и налить мне чашечку. Мы сидим, пьем чай и сплетничаем. Наконец появляется красный смущенный Поттер. Я вручаю ему очки и одежду. Он молча одевается и вопросительно смотрит на меня.

- Поттер, подождите меня возле моего кабинета, - строго говорю я.

- Да, сэр.

Послушный Поттер, это что-то новое. Я допиваю чай, потом Помфри просит меня осмотреть двух болящих райвенкловцев.

- Вдруг я что-то пропустила. Вот тот светленький сильно кашляет.

Я осматриваю обоих. У светленького мальчишки явно начинается бронхит. Я собственноручно даю ему лекарство от кашля и зелье от воспаления бронхов. Он так боится меня, что, залпом проглотив горькие снадобья, говорит мне «Спасибо, сэр» и прячется под одеяло.

Не торопясь, иду в подземелье. Паршивец мыкается под дверью моего кабинета. Вид у него самый несчастный. Я впускаю его в кабинет, потом достаю из шкафа розгу и киваю на диван.

- Поттер, штаны спустить! Лечь на диван на живот! Живо!

- Но как же … А в лазарете… это самое…

- В лазарете было лечение, а сейчас будет наказание. Вы все утро мне дерзили, - наставительно говорю я. – По-моему, вы не до конца излечились от непослушания. Придется повторить лечение после обеда.

- Не-е-ет! – он живо сдергивает штаны вместе с трусами и плюхается на диван.

Я раз десять несильно хлещу его по попе. Он орет, как взбесившаяся хвосторога.

- Можете встать, Поттер. Вас когда-нибудь пороли?

Он качает головой, со страхом глядя на меня.

- А этот ваш родственник, как его…?

- Дядя Вернон только подзатыльники иногда давал и уши драл. Но не порол.

- Большое упущение с его стороны. Поэтому вы такой дерзкий и грубый. Воспитывали бы вас по-другому, вы бы были вежливый и спокойный, как Драко.

- Конечно, Хорек у Вас в любимчиках ходит. И отец его любит, - внезапно бормочет он, опустив голову.

И я вдруг понимаю, что парню не хватает элементарной заботы взрослого человека. Чтобы кто-нибудь хвалил за успехи, ругал за промахи, дарил подарки, учил, объяснял непонятные места в учебниках, наказывал, даже просто следил за его одеждой и обувью. Человека, с которым можно просто поболтать ни о чем, а можно вести серьезные разговоры. Может, все его дерзости из желания обратить на себя внимание кого-нибудь из взрослых? Такого взрослого не нашлось.

Дамблдор с его лимонными дольками и бредом про силу любви? МакКошка, которая считает, что любой первокурсник сумеет сам о себе позаботиться? Не смешите меня.

Эх, ты, бедолага! Я невольно протягиваю руку и глажу мальчишку по всклокоченным волосам. Он утыкается мне подмышку и плачет навзрыд. Я вспоминаю себя в детстве.

Конечно, общаться с алкоголиком-отцом – то ещё удовольствие. Но у меня была мама, которая во мне души не чаяла. А в школе меня сразу взялся опекать Люциус, казавшийся таким взрослым. И рождественские каникулы я всегда проводил в Малфой-мэноре, даже когда Люц закончил школу.