Два путника в ночи

– Приходи, поговорим! – она сунула ему в руку свою визитку. – Придешь? По этому адресу, завтра с утра, часиков в одиннадцать, лады? – она скользнула взглядом по его красным ручищам. Ей нужен был мастер в «Вернисаж» – то полку укрепить, то раму поправить, одним словом, мужская рука нужна была. Василий Игнатич, который приходил помогать два раза в неделю, уехал к сыну на Дальний Восток… Здоровый мужик к ним не пойдет, а этот… очень даже! – Тебя как зовут? – спросила она.

– Петр Михайлович Береза!

– Жду, Петр Михайлович, завтра.

– Слушаюсь! – парень шутливо отдал честь. – А вы кто ж будете? – Он перешел на «вы».

– Совладелица художественного салона! – Римме нравилось рекомендовать себя именно так, «с понтом под зонтом», как говорил Игорек. «Ни зонтов, ни понтов! – отвечала она Игорьку. – Истинная правда и ничего, кроме правды. Волоша давно предлагает… были б деньги!»

– Ого! – парень присвистнул. Он так удивился, что забыл про кофе. – А что делать надо? – снова спросил он.

– Поговорим завтра. Приходи, и поговорим.

Инструктор из Делийского йога-центра господин Чарья Лал говорил, что никакое доброе дело не остается втуне. Добро движется по кругу и в итоге всегда возвращается. Может через год, а может и через десять лет. Но вернется всегда.

– Вот мы и сделали доброе дело, – сказала себе Римма. – Мы подобрали на улице человека и собираемся дать ему путевку в жизнь. Мы запустили добро по кругу, как учит господин Чарья Лал, и теперь будем ждать его обратно…

Глава 2 Фаворит

Получив знания, приобретя имущество

благодаря дарам, победе, торговле и службе,

став домохозяином, пусть человек ведет жизнь горожанина!

Камасутра, ч. 4, гл. 4. О жизни горожанина

– Я не мастер говорить красиво. Не обучен. Я человек военный! И если я говорю «да», то это «да». А если я говорю «нет» – это «нет».

Кандидат в мэры на предстоящих выборах Иван Федорович Трубников окинул орлиным взглядом аудиторию – по выражению лиц он мог судить о том, как принимаются его слова, жесты и незатейливые шутки.

– «Доступность и простота» – наш девиз! – вдалбливал кандидату имиджмейкер Алексей Генрихович Добродеев, известный в городе журналист, человек с богатым житейским опытом, наделенный к тому же недюжинным воображением и актерским талантом.

– Кратко о себе.

Выигрышная биография. Родители, крестьянская семья, строгость воспитания, уклад, домострой и тому подобное. Говорил Иван Федорович короткими рублеными фразами, как и полагается человеку военному, без суеты, раздельно и четко формулируя мысль. Рубил воздух правой рукой. Его можно было бы упрекнуть в излишней простоте, но именно такие простота и уверенность предполагают силу и умение отвечать за свои слова – качества традиционно мужские, вызывающие доверие даже у народа, неоднократно обманутого и обиженного. На него работала также репутация сильного хозяина и радетеля за интересы города.

– В семье семеро детей! – Иван Федорович переждал одобрительный шумок в зале. – Я – пятый по счету. Последнюю, сестру Нюсю, мать родила, когда ей было сорок семь, а отцу – пятьдесят четыре. Крепкий народ был у нас когда-то!

Он замолчал, давая возможность аудитории оценить сказанное. Потом вдруг сказал негромко, по-свойски:

– Терпеть не могу галстуки! – стянул через голову свой темный в светлую полоску галстук, скомкал в руке и сунул в карман брюк.

– Что? Что он сказал? – прошелестело по рядам.

– Галстуки не любит! – передали передние ряды назад, и все засмеялись. – С детства!

– Ну, мой имиджмейкер устроит мне сегодня разбор полетов за несерьезное поведение! – Иван Федорович комично нахмурил брови. – А, ладно, семь бед – один ответ! – он махнул рукой, решительно одернул ворот рубахи. – Ну, вот, совсем другое дело!

Алексей Генрихович Добродеев, наблюдая кандидата из-за кулис, удовлетворенно вздохнул: сцена, которую они репетировали вчера три раза, удалась. Равно как и образ настоящего мужика – крепкого хозяйственника, себе на уме, смекалистого. Смотрит слегка исподлобья, набычившись, с затаенной усмешкой, словно ожидает нападения и готов отразить его. Стоит крепко, расставив ноги, одна рука рубит воздух, другая – в кармане. Под Маяковского. Глубокий бас – тоже редкость по теперешним временам, когда народ наверху все больше блеет жидкими тенорками. А скольких усилий стоило приучить его говорить только по писанному им, Алексеем Добродеевым, и не пороть отсебятины? Не поливать грязью соперников, не нападать на местную власть?!