— А-а-а, — протянула я, делая себе зарубку на будущее. Значит, только сверху. Мне казалось это утомительно — постоянно контролировать процесс. Этак никакого терпения не хватит.
— Доминант всегда контролирует процесс, — зачем-то повторил Феликс, отвлекая меня от правки текста.
— А ты откуда столько знаешь про доминантов и сабов? — вырвалось у меня прежде, чем я подумала. — Ой, прости. Точно, у вас же на планете матриархат. И что, там всё так жестоко?
— Тебе лучше этого не знать, — мягко уклонился от ответа хозяин жилблока, а я вздохнула.
— Прости, язык мой без костей. Вечно говорю, что думаю.
— Это мне в тебе и нравится. Поверь, это лучше, чем лицемерить, — сделал комплимент альбинос, и я приободрилась.
Он первый человек, кто не осуждал меня за мою бестактность. Обалденный мужчина. Жаль, в такого нельзя влюбляться, чтобы потом не страдать при расставании.
Тема для разговоров себя исчерпала, и на кухне воцарилась тишина. Каждый был занят своим делом. Феликс готовил, а я правила текст. Аппетитные ароматы разносились по воздуху, что — то скворчало на плите. Я всеми силами старалась не отвлекаться, чтобы спокойно закончить сцену, как вдруг над самым ухом услышала сексуальный шёпот альбиноса. Да как он умудряется так бесшумно ходить!
— Ты так и не ответила — целовалась с кем-нибудь или нет.
Обернувшись к манаукцу, с превосходством улыбнулась.
— Конечно же да. Мне же двадцать два.
Ой, зря я ему сказала сколько мне лет. Слишком уж сально заулыбался в ответ Крум.
— Тогда заканчивай сцену, и займёмся твоими проблемами с жилблоком.
— Хорошо, — быстро согласилась с ним, украдкой переведя дух.
Я думала, он отпустит какую-нибудь шутку про великовозрастную девственницу. Я к такому уже привыкла. Мои старые подруги давно потешались за мой счёт. Вот только я знала, что на некоторых станциях можно найти и невинных тридцатилетних дев, которые даже не думали смущаться. Сама видела ролик с корейской станции “Юкчи”. Там считалось нормой выходить замуж после тридцати.
Ещё полчаса моего мытарства, и я всё же дописала сцену и самодовольно потянулась. Феликс выставил передо мной тарелку с жареным мясом и овощами, а сам забрал у меня планшет. Я внимательно следила за его мимикой, пока он читал. Лёгкая тень улыбки пару раз касалась уголков его губ. Я нервничала, так как не совсем была уверена, что он согласится с такой концовкой сцены, но на большее я была не готова.
— Ешь, а то остынет, — поторопил меня хозяин жилблока, и я, вздохнув, полностью переключилась на еду.
Я была голодна, но узнать вердикт Ангела хотелось больше. Когда же он предложил мне шоколадное суфле с чаем, все тревоги и переживания улетучились из головы. Я блаженствовала, медленно поедая очень нежный десерт. Даже слёзы на глаза выступили. Надо же как вкусно.
— Обалденно просто! — с восторгом прошептала, вытирая глаза и шмыгая носом.
Альбинос покачал головой, спокойно доедая своё лакомство. Я поймала себя на том, что следила за тем, как он облизывал свои губы, а они блестели, манящие, яркие. Я облизала свою ложку и замерла, поражённо наблюдая, как Феликс подмигнул мне. Обалдеть. Наверное, он и вправду все мои мысли читал. Положив ложку в пустую розетку, я закусила губу и взялась за чашку. Может, по моему лицу всё видно?
Я сердито взглянула на манаукца и грозно спросила, так как было сложно сидеть под его прямым взглядом алых неземных глаз:
— Что?
— Сейчас узнаешь.
Мужчина усмехнулся и обошёл стол с нанототопом в руках, заставив меня нервничать и следить за ним.
— Итак, сцена прощания. Что это?
Палец манаукца указал на строки с поцелуем. Я недоумённо воззрилась на мужчину. Чего опять не так? Нет бы прямо сказать, зачем устраивать такие пытки.
Мой взгляд метнулся на голубые строчки, в которые упирался невозможно белый с аккуратно подстриженным ногтем палец.
— Поцелуй, — ответила очевидное.
— Правда? — наигранно удивился Крум, и я поняла, что схалтурила. Только не понимала где и как. А манаукец продолжал меня терроризировать: — Я же тебя спросил, ты целовалась или нет когда-нибудь, ты сказала да, а выходит — нет?
— А что не так в поцелуе?! — возмущённо завопила я, так как чувствовала себя ущемлённой. — Нормальный поцелуй. Я так всегда пишу. Никто не жаловался!
Ой! Зря я это сказала. Какая коварная ухмылка появилась у Феликса.
— Я еще раз спрашиваю, что это?
Его настойчивость била по моим нервам. У меня даже ладошки вспотели от волнения, и я украдкой сжала подол юбки.
— Поцелуй, — тихо отозвалась, всё ещё не понимая, что ему от меня надо.
— Уговорила, — вздохнул манаукец, опустил нанототоп на стол, а сам склонился надо мной, вглядываясь в самые глаза. Его нос был так близко, что я невольно отклонилась назад, но твёрдая спинка стула впилась в позвоночник.