Два образа веры. Сборник работ

Истинная общественная и истинная личная жизнь — это два образа связи. Для их становления и существования необходимы чувства, изменяющееся содержание, и необходимы институты, постоянная форма; однако и в совокупности они еще не дают человеческой жизни, которая создается третьим — центральным присутствием Ты, или, вернее, воспринятым в настоящем центральным Ты.

* * *

Основное слово Я-Оно не причастно злу, как и материя не причастна злу. Основное слово Я-Оно причастно злу, как и материя, когда она претендует на то, что она есть само бытие. И когда человек попустительствует этому, постоянно разрастающийся мир Оно подавляет его, собственное Я теряет для него действительность, пока наконец удушливый кошмар, нависший над ним, и призрак в нем не поведают тайно друг другу о своей неизбавленности.

* * *

— Но разве не с необходимостью общественная жизнь современного человека погружена в мир Оно? Две сферы этой жизни, хозяйственная и государственная, в их настоящем объеме и настоящем развитии — мыслимы ли они на какой-либо иной основе, нежели сознательный отказ от всякой "непосредственности", непоколебимое и решительное отклонение всякой "чужой" инстанции, которая возникла вне самой этой сферы? И если здесь правит Я, приобретающее опыт и использующее в экономике товары и достижения, в политике — мнения и устремления, разве не его неограниченному господству обязана своим существованием прочная и разветвленная структура великих "объективных" образований в этих двух сферах? И разве статуарное величие ведущего государственного деятеля, ведущего хозяйственного руководителя, не связано именно с тем, что он видит в людях, с которыми имеет дело, не носителей Ты, недоступного опыту, но рассматривает их как средоточия продуктивной силы и устремлений, в силу чего эти люди со свойственными им способностями должны быть учтены и соответствующим образом использованы? Разве не обрушился бы на него его мир, если бы он, вместо того чтобы складывать Он + Он + Он в Оно, попытался получить сумму Ты и Ты и Ты, которая никогда не будет ничем иным, как снова Ты? Разве не значило бы это променять формирующее мастерство на кустарный дилетантизм, а светлый, могучий разум — на туманную мечтательность? И если мы переведем взгляд с руководящих на руководимых, разве сам ход развития и совершенствования того способа работы и обладания, которые характерны для современности, не искоренил почти совершенно всякий след жизни, в которой осуществляется пред-стояние, всякий след наполненного смыслом отношения? Было бы абсурдным желать повернуть вспять этот процесс, а если бы это абсурдное желание осуществилось, то чудовищный в своей точности гигантский аппарат этой цивилизации был бы тотчас разрушен, но только он один делает возможной жизнь чудовищно разросшегося человечества.