"вины", неудачного сотворения мира (теперь я дословно процитирую слова Юнга от 1940 г., похожих на которые нигде не найти в гностическом корпусе, на который он здесь ссылается), "должен был подвергнуться ритуальному умерщвлению", под которым понимается распятие Христа1. Троица же расширяется до Чет-верицы, поскольку в нее в качестве четвертого элемента включается независимый Дьявол2. Все это, разумеется, как подчеркивает Юнг, есть "проекции психических процессов, продукты человеческого духа, которым не следует придавать никакой метафизической значимости"3; "самость" же представляется ему первообразом всех монотеистических систем, разоблачаемых здесь как тайный гностицизм. С другой стороны, однако, он рассматривает "самость" как imago Dei in homine4*: душа должна даже, говорит он как-то в этой связи в одной из своих формулировок, не имеющей, на мой взгляд, каких-либо аналогий с прочими его положениями, иметь в себе некое соответствие сущности Бога5. Но во всяком случае, сам он возводит на всемирный трон в качестве нового "воплощения" "самости" брачное объединение добра и зла. "Если мы пожелаем узнать, — говорит он, — что произойдет, когда идея Бога более не будет проецироваться в качестве самостоятельной сущности, то вот каков ответ бессознательного души: бессознательное создаст идею обожествленного или божественного человека"6. Эта фигура, охватывающая в себе Христа и Сатану7, является сошедшим на землю в виде реализации "тождества Бога и человека"8 последним образом того гностического Бога, к сторонникам которого Юнг некогда себя причислял и которому он остался верен, все снова и снова указывая на его предстоящее появление9. Психологию религии Юнга следует понимать как возвещение об этом Боге в качестве Грядущего.
На слова Ницше: "Все боги мертвы, и теперь мы желаем, чтобы жил сверхчеловек!" — Хайдеггер отвечает предупреждением в совсем ему не свойственном в иных случаях тоне: "Никогда не может человек поместить себя на место Бога, потому что никогда человеческая сущность не будет в состоянии достичь области божественной сущности. Однако может произойти гораздо более страшное, в сравнении с этим невозможным, событие, сущность которого мы только-только начали осознавать. Место, которое в метафизическом смысле принадлежит Богу, есть средоточие заряженных последствиями действий и поддержания суще-
ff.
1 Das Wandlungssymbol in der Messe (Eranos-Jahrbuch, 1940–1941). S. 153
2 Symbolik. S. 439; ср.: Religion. S. 108; Zur Psychologie der Trinitatsidee (Eranos-Jahrbuch, 1940–1941). S. 51 ff.; Alchemie. S. 212. 'Symbolik. S. 417.
"*Образ Бога в человеке (лат.). — Примеч. пер. 5 Alchemie. S. 22. 'Psychologie und Religion. S. 65.
7 Symbolik. S. 409; ср.: Selbst. S. 304.
8 Psychologie und Religion. S. 111. 'Ср. в особенности: Ibid. S. 175.
го как сотворенного. Это место Бога может остаться пустым. Вместо него может вдруг обнаружиться другое, т. е. метафизически ему соответствующее, место, которое не соответствует ни области божественной, ни области человеческой сущности, но с которым человек также окажется вступившим в исключительные отношения. Сверхчеловек никогда не заступает на место Бога, но место, которого достигает воля сверхчеловека, есть иная область иного обоснования сущего, принадлежащего иному бытию"1. Слова эти заставляют всякого прислушаться. [Следует определить, истинно ли здесь и теперь то, о чем они говорят, против чего предостерегают.]
Религия и этика
Наши познания исторически обозримого пути человеческого духа могут существенно обогатиться, если мы посмотрим на этот путь с точки зрения изменения взаимоотношений между "этическим" и "религиозным". Следует лишь рассматривать то и другое, "этическое" и "религиозное", не в той или иной форме их проявления, но в самом их основании.