Два миллиона

Работа не ждала, и подавленная Анна Викторовна, глотая слезы, принялась собираться. От этого занятия ее отвлек, неожиданно обнаруженный на журнальном столике, клочок бумаги. Это была записка от Ивана Гайкина, ее мужа.

Сердце женщины оборвалось. «Предсмертная!» – мраком пронеслось в ее голове. Ход их совместной жизни вовсе не предполагал подобной развязки, но издерганная работой и бытом женщина уже мало хорошего ждала от судьбы.

Дрожащей рукой она взяла листок и принялась читать.

«Дорогая Аня! Извини, что не сказал. Думал, вот увижу твои заплаканные глаза и не решусь…»

Слезы брызнули из глаз бедной женщины.

«…Я поехал в Зеленодар…»

Эта строка вызвала в ее душе некоторое замешательство.

«…Буду правду искать…»

Удивление женщины росло.

«… Должна же быть на Земле справедливость! Где это видано, чтобы за тали (а это не я их стащил, а, наоборот, у меня украли) работника с двадцатипятилетним стажем премии лишали?!..»

Анна Викторовна еще ничего до конца не поняла, но одно уяснила: ее муж жив, хотя и находится неизвестно где.

«…Найду я на Магарычана управу, пусть не думает! Не переживай, через пару дней (это в крайнем случае) вернусь…»

– Так это он жаловаться поехал! – почти с радостью воскликнула женщина. Она встряхнула головой, отчего ее русые кудри пришли в движение, надела плащ и сапоги. Перед выходом из квартиры она заглянула в зеркало и увидела, что тушь растеклась по лицу. Быстро поправив макияж, она вновь задумалась.

«А чего ж он мне ничего не сказал? Да, и не помню я, чтобы он недовольство когда-нибудь высказывал. И в выходные его работать заставляли, он молча шел. И с отпуском два раза обманывали, тоже стерпел. Он же послушный, как теленок, и вдруг – в Зеленодар! Что-то тут не так! Может, гад, любовницу завел?!»

Закрывая дверь, Анна Викторовна решила: «Приедет – поговорим!» и заспешила на работу. Ее слегка расплывшаяся, но еще довольно сносная фигура сорокалетней женщины скрылась за дверцами лифта.

Глава 2

Судоремонтный завод, уже не надеясь на социалистический энтузиазм рабочих масс и еще не опираясь на их капиталистическое отношение к делу, завяз в экономических проблемах, как трактор в болоте. Госзаказа больше не существовало и, следовательно, на манну небесную больше надежд не было.

– Ничего! Сами к нам прибегут! Еще увидим! – хорохорился директор завода господин Магарычан Аванес Аркадьевич.

В эти трудные для предприятия дни он особой активностью не отличался. Его непомерно большой живот вплывал в кабинет с утра и выплывал из него в районе пяти часов.

Однако, несмотря на смутные надежны заводского руководства, судовладельцы не спешили доверять свои пароходы заботам судоремонтников. На это у них была масса причин в основном, разумеется, экономического характера.

Стальные доки, словно попадавшие в воду огромные кубики, деловито покачивались на волнах. В их недрах покоились лишь кильблоки, и не было ни одного корабля. В цехах не слышен был веселый свист токарных станков. Не носились между литейным и доковым цехами желтые кары, ведомые девушками-хохотушками. Не ходили по электроцеху молчаливые всезнающие рыцари электрических цепей, знатоки закона Кулона и поклонники Ома. Не сбивали пескоструйные пушки с подводных частей пароходов засохшие ракушки и ржавчину, не носились по «лесам» замотанные с головы до пят маляры. В заводской столовой было тихо, как в деревенской церкви, и повар тетя Паша не кричала, что сметана сегодня не жидкая, «а просто такой сорт». Лишь только фрезеровщик Михаил Харитонович возился возле своего станка, доводя до совершенства какую-то деталь, да и то не по необходимости, а так, по привычке.

По полупустому механическому цеху широким шагом двигался слесарь-судоремонтник 5-го разряда Иван Петрович Гайкин, сорокапятилетний мужчина, имеющий выгодную внешность былинного богатыря и румяные щеки. За ним семенил профсоюзный лидер товарищ Головко.

– Да ты пойми, Ваня, тебе же самому это и нужно! Времена сейчас какие? – спросил т. Головко и сделал попытку ухватить слесаря за рукав промасленной робы.

Гайкин, не обращая внимание на липнувшего к нему профсоюзного босса, быстро шел дальше.

– Правильно, сложные времена, – продолжил т. Головко. Росту он был небольшого, шаг имел мелкий, поэтому гнаться за большим слесарем ему было нелегко, – Да, постой же ты! Выслушай меня!

Ваня лишь слегка сбавил темп.

– Кто тебя, рабочего человека, защитит от произвола администрации? Никто! Кроме, естественно, профсоюза. Захочет тебя, к примеру, директор уволить…

– А чего ему меня увольнять? Я работник хороший. Восемь грамот имею и лампу настольную наградную, – не поворачивая головы к бегущему за ним, как собачка, агитатору, сказал Гайкин.

– Я же говорю: к примеру. Ну, или отпуск там не дадут. Или еще что…

Ваня неожиданно остановился, поправил тали, которые он нес на плече, и сказал:

– Отвяжись ты, Головко, не до тебя сейчас. Некогда мне в профсоюз ваш новый вступать. Танкер послезавтра на ходовые выгонять надо, а на главном двигателе еще два движения не собрано. Потом как-нибудь поговорим.