Два месяца и три дня

Она ждала их около трапа – еще одна роскошная женщина, правда, на этот раз не блондинка. Стильная «мальчишеская» стрижка не мешала этой женщине оставаться невероятно женственной и соблазнительной. Рыжие волосы чудесно гармонировали с весьма смелым платьем, расцвеченным миллионом оттенков пожара. Обнаженные ноги невероятной длины облачены в босоножки-ниточки на высоченной шпильке. Увидев ее в окошке иллюминатора, Арина вздрогнула. Неужели Максим вызвал еще одну из своих роскошных прислужниц, чтобы сотворить что-то с ней, Ариной? Но ее расслабленная, непринужденная поза, то, как эта женщина смотрела вокруг, лениво, чуть высокомерно, и то, как она крутила маленький кожаный клатч в гибких, красивых руках, говорило об обратном. Она была слишком роскошной, чтобы на кого-то работать. Скорее, работали на нее.

Да и Максим был сильно удивлен. Он не ждал ее здесь увидеть.

– Кларисса? – Он тепло улыбнулся и направился прямо к рыжеволосой красотке. Все оставшееся до выхода время он провел в комнате, расположенной в хвосте, предоставив Арине и Аркадию обмениваться ничего не значащими фразами о погоде в Лондоне и о планах на вечер, о которых Арина не имела ни малейшего представления. И даже теперь он почти не смотрел на Арину, внезапно охладев и закрывшись.

Лучше бы она не спрашивала его ни о чем.

– Maxi! – радостно воскликнула красотка и лишь после этого составила себе труд заметить тщедушную фигурку Арины. Та была расстроена и растеряна. – О! You’re with her! What a surprise![8]

– And you’re managed to wake up before noon. Very surprising as well![9] – и Максим рассмеялся, целуя Клариссу в щеку.

Арина неуверенно посмотрела на Максима, но тот словно перестал ее замечать. И, уж конечно, не собирался ей ничего переводить. Значит, снова придется плавать в мутной воде незнакомой речи и чувствовать себя полной идиоткой. Максим заговорил с красоткой Клариссой по-английски и что-то сосредоточенно объяснял ей несколько минут, в течение которых оба бросали короткие, непонятные и неприятные взгляды на Арину.

Они обсуждают ее? С какой такой стати?

Арина в нерешительности мялась на трапе, не зная, что ей следует предпринять. Больше всего ей хотелось вернуться в салон самолета, такой уютный, уже знакомый, и улететь домой. Но из самолета как раз вышел Аркадий Германович. Он кивнул стюардессе Элечке, и та, Арина могла в этом поклясться, облегченно выдохнула. Затем он бросил взгляд на воркующих внизу Максима и Клариссу.

– Кларисса здесь? – Голос удивленный. – Хм, должно быть, узнала от Ричарда.

– Ричард? – Арина поежилсь. – Какой Ричард?

– Вы знаете Ричарда? – искренне поразился Аркадий.

– Нет-нет. Я слышала. Мы жили в доме у какого-то Ричарда всю эту неделю.

– Я знаю, дорогая моя Арина Петровна. Я был там сегодня утром, если вы помните, – сдержанно кивнул Аркадий.

– Ах, да. Извините, – Арина смутилась, но не из-за слов, в которых не содержалось ничего особенного, а из-за тона, каким это было сказано. Голос Аркадия был холоден и вежлив, самое теперь ненавистное для нее сочетание. Наверное, вежливость придумали, чтобы оскорблять людей самым извращенным способом. Аркадий достал из нагрудного кармана солнцезащитные очки и нацепил их на нос.

– Что ж, Арина Петровна. Спасибо, что составили нам компанию, – сказал он Арине. – Я не уверен, что увижу вас снова в Лондоне, так что, пожалуй, попрощаемся прямо здесь, да?

Эти слова – как пощечина – столь прямые и недвусмысленные. Дядюшка Аркадий не планирует больше увидеться с очередным пятиминутным увлечением принца дома Коршуновых. Дочь аптекаря – она и есть дочь аптекаря. В данном случае, дочь фермера. Перебесится мальчик – и все вернется на круги своя. Арине стало противно. Она дернула плечами, распрямилась и сделала шаг вперед.

– Долгие проводы – лишние слезы, – бросила она ему через плечо, немного резче, чем хотела. Не стоит раздражать такого человека, даже если и очень хочется. Но она так устала от этих игр в тайны мадридского двора, что в какой-то степени ей было наплевать на последствия. Она не стала дожидаться, пока опешивший Аркадий ответит ей, и пошла вниз по трапу, туда, где Максим все еще нежничал с этой рыжей Клариссой.

Ты что, ревнуешь?

Что делать дальше, было непонятно. Она стояла у трапа, постаравшись напустить на себя вид равнодушный и независимый, но с каждой минутой ее желание сбежать или влепить Максиму пощечину нарастало. Как мог он бросить ее стоять тут одну? Его так раздосадовали ее вопросы о матери? Или то, что она имела глупость его пожалеть?

– Hello! I’m Clarissa. How was your flight?[10] – Кларисса оказалась первой, кто счел нужным подойти к ней. Она протянула руку и пожала Арине робко шевельнувшуюся в направлении к ней ладонь. Само радушие и дружелюбие. И помимо воли Арина ответила на эту улыбку своей – жалкой и вымученной.

– Я… извините, я не говорю по-английски, – пролепетала Арина.