Два месяца и три дня

Звук ее знакомого голоса, простая русская речь, волнение в голосе – все это потрясло Арину. Она слушала маму так, словно не была уверена, что это действительно она. Разве это возможно – протянуть нить из старого мира в этот, теперешний ее параллельный мир? Вся ее прошлая жизнь рассыпалась и превратилась в эхо, отражающееся от каменных стен комнаты, в центре которой, в клетке, в изорванном платье, Арина ожидает своего жестокого мужчину, гадая, что он сделает с нею на этот раз.

Но мамин голос был реальным. Она говорила, что папе врач запретил пить, а он все равно пьет немного перед баней, говорит, что это – сплошное здоровье. Старый дурак. И что кобыла разрешилась, и будет у них жеребеночек. Аринино лицо просветлело при мысли о новом маленьком коняшке в их стойле. Его придется продать – родители были не в состоянии держать много лошадей, но пока что он там – маленький, теплый и ласковый.

– Как ты там живешь-можешь, деточка? – спросила мама, услышав прерывистое дыхание дочери. – Я никак в толк не возьму, ты что, правда в Берлине? Нам Нелька рассказала. Врет иль нет?

– Не врет, мам, – пробормотала Арина, глядя на то, как пригородные пейзажи проносятся мимо за затененным стеклом. – Я в Берлине.

– И сколько ты еще там будешь?

– Мама, я не знаю, – пробормотала Арина, осознав, что понятия не имеет, какие планы у Максима на сегодняшний вечер – не то чтобы на завтра или на месяц вперед.

– Но ты институты-то свои… не позабросишь? – с надеждой озаботилась мать, которая изначально к учебе в Москве относилась скептически, уверенная, что Москва полна опасностей и страстей, а крутить коровам хвосты можно и без диплома.

– Это короткий контракт, – отвечала Арина, поневоле с небольшой горчинкой в голосе. – Я вернусь домой.

– А тебе там не дорого разговаривать?

– Нет, не дорого. Это корпоративный телефон, – попыталась успокоить ее Арина, но эти слова – «я вернусь» – неожиданно заставили ее сердце сжаться от боли. Почему?

– У тебя все хорошо, доченька? – Мама все же услышала предательскую дрожь в ее голосе. – Мы тут гадали, да так и не поняли, что у тебя там за работа такая в Берлине в этом… Растолкуй! Секретарша? Ты же и печатать-то не умеешь.

– Я не секретарша. – Арина делала все возможное, чтобы не расплакаться. Не секретарша, а сексуальная игрушка, кукла в дорогущем наряде, которое к тому же порвали. Но осталось еще два платья и накидка, неизвестно еще, что с ними будет.

Да еще Максим смотрит, не отрываясь, словно пытается заглянуть прямо ей в голову, прочитать все ее мысли.

– Твой начальник – мужчина? – Мама приперла Арину к стенке, и та вздрогнула, поняв вдруг, как все это – ее отъезд, контракт, все вместе – должно выглядеть со стороны.

Как оно есть, так все и выглядит, моя дорогая Белоснежка.

– Я ассистент, – проговорила Арина и густо покраснела. Да уж, ассистентка, теперь это так называют.

– Ты должна быть очень аккуратна, доченька, – сказала вдруг мама. – Легкие деньги никогда не бывают легкими, а ты у нас такая молоденькая и наивная… Не испорти себе жизнь!

– Мне надо идти, – Арина судорожно сглотнула и нажала «отбой», не в силах и дальше врать матери. Она уже все испортила, она уже отдала себя в руки человека, от которого можно ждать чего угодно.

И, самое ужасное, что она сидит и ждет. С нетерпением. Ничего порочнее и быть не может, и все же пусть все так и будет. Она – его Белоснежка. А он – единственный мужчина на свете, ради которого она готова пойти на все и куда угодно. За любой край. Сумасшедшая.

Влюбленная?

Эта мысль, как откровение, обрушилась на Арину, заставив хватать ртом воздух. Вот почему так больно! Влюбилась? В него? В того человека, который запихнул ее в клетку, ослепил светом ламп и фотографировал, как она плачет? Нет, не может быть, невозможно!

Но это так. Вот влипла! Арина глубоко вдохнула, стараясь подавить в себе панику.

Два месяца, еще два месяца этого сумасшествия, а потом? Что потом? Она вернется домой совсем другой. Сможет ли она жить прежней жизнью – без него? Что будет, когда Максим оставит ее, выписав какой-то там чек? Мысль, что Максим исчезнет из ее жизни навсегда, заставила ее похолодеть.

Когда-нибудь она будет стоять одна посреди зала прилета аэропорта Шереметьево с этим треклятым чеком в руках и без Максима. Навсегда. Он ведь на таких условиях купил ее, верно?

– Что не так? – Арина обернулась на строгий голос и вдруг замерла, наткнувшись на суровый, пристальный взгляд Максима. – Что-то случилось?

– Нет, ничего, – покачала она головой, пытаясь увернуться от его взгляда.

– Неправда. Ты поменялась в лице. О чем ты думаешь? – спросил он, прищурившись. Арина смотрела на его красивое, недовольное лицо. Он хочет знать, о чем она думает, но она ни за что, никогда не позволит ему узнать, как боится остаться без него.

– Не скажу, – хмуро пробормотала она и отвернулась было к окну, но он не дал ей отвести взгляда. Взял ее за подбородок и повернул к себе.

– Я хочу всегда знать, о чем ты думаешь. А ты обещала мне делать все, чего я хочу.