Два листка и почка

— Леила, почему это сахиб не уезжает? Неужели он будет следить за нами целый день? — встревоженно шепнула Саджани дочери; они работали бок о бок недалеко от места, где остановился Рэджи. — Как я его боюсь! Это тот самый сахиб, который вчера заходил в нашу хижину.

— Какая ты глупая, мама, — сказала Леила, которую тоже напугало такое близкое соседство с белым человеком — Рэджи находился почти рядом с ними. — Смотри, как ты обрываешь, — добавила она, — ты еще совсем не научилась. Нужно обрывать сразу два листка с почкой, два листка с почкой.

— Говорят, что чай приходится собирать девять месяцев в году, — сказала Саджани, думая о чем-то своем. — Целых девять месяцев!

— Эй, вы там, обрывайте! Обрывайте без болтовни! — закричал Неоджи, чтобы показать свое усердие сахибу, в присутствии которого он и сам испытывал смущение и беспокойство.

Рэджи опять повернулся к сардару и заметил, что у того лицо, обычно бесстрастное, горело багровым румянцем.

— Салаам, Неоджи, — обронил он, разбирая поводья, и тронул Тайпу. Кобыла поскакала по тропинке, сопровождаемая проклятиями, которые посылал ей вслед Неоджи. Но Рэджи был так поражен красотой жены сардара, что ему было не до ее мужа. Солнце пропекало насквозь его пробковый шлем, и при воспоминании о ее лице у самого Рэджи прихлынула к лицу кровь, словно ее гнала вспыхнувшая страсть. Но мало-помалу его успокоил размеренный ритм езды и безмолвие, царившее на плантации, и мысли его приняли другое направление.

Этот Крофт-Кук здорово надоедает, то и дело напоминая, что на плантации необходимо поддерживать престиж белого человека. Вечно долбит одно и то же: «Дисциплина, мой мальчик, дисциплина! Мы должны поддерживать дисциплину!» Вот будет славно, когда этот лысый старый черт уберется наконец в отставку, сердито подумал Рэджи. Экий скряга! Просидел на этой плантации целых двадцать пять лет, уж, наверно, потихоньку скопил кругленький капиталец, а не хочет уходить.

Пока лошадь скакала коротким галопом по неровной дороге, Рэджи перебирал в уме все свои обиды и вспоминал, как он восхищался стариком первое время по приезде. Бура-сахиб был тогда, что называется, на высоте и на первых порах просто очаровал его. Но когда Рэджи привык и освоился на новом месте, он начал испытывать раздражение и досаду, иной раз его подмывало поддать ногой стол во время обеда и обругать своего начальника, который считал каждый съеденный кусок и приказывал слуге поскорее убирать со стола, хотя бы завтрак был не окончен. А по вечерам, отдыхая от работы, Крофт-Кук до того надоедал Рэджи всякими наставлениями, что тот едва мог сдерживать свое раздражение. Но у старика бывали приступы малярии, и тогда Рэджи становилось его жалко; после них Крофт-Кук слабел и у него был скверный вид. К тому же Рэджи отлично знал, что у бедняги нет никаких радостей в жизни. «Эта старая корова — жена — не слишком-то его утешает», — с усмешкой подумал Рэджи. Заместитель управляющего и миссис Крофт-Кук не терпели друг друга. Рэджи отлично знал: этой ханже не правится его приверженность к виски, и она открыто говорила, что боится его общества для своей дочери. Мерзкая старая карга! Сама так и лезет к Хитчкоку, как только его увидит; все в клубе над ней потешаются. Хитчкок рассказывал, что Крофт-Кук как-то раз предложил ему поменяться должностью с Хантом. «Это все ее проделки! — с возмущением подумал Рэджи. — А старик не только терпит все это, а просто сводничает. Он окончательно выдохся, из него песок сыплется; ему пора убираться отсюда».

«Я как раз подходящий человек, мне по плечу это дело», — сказал себе Рэджи с простодушным самодовольством, обводя медленным взглядом зеленые кусты чая. Он приосанился, поднял голову, подобрал поводья и поехал дальше, мечтая о будущем, которое представлялось ему в розовом свете.

Солнце стояло почти отвесно над головой, и знойный воздух колебался у него перед глазами.

— Обеденный перерыв еще не скоро, — пробормотал он, но почувствовал некоторое утешение при мысли, что на чайной фабрике наверняка угостят чашкой чая или даже будет выпивка. И он опять размечтался о том, как будет жить, когда займет место заведующего; а Тайпу все шла рысью вдоль края ярко-зеленых посадок, бесконечные ряды которых тянулись перед ним, словно уходя в беспредельную даль.