Девятилетний мальчик замер, прижавшись к стене, окруженный группой из пятерых детей старше него. Беспечный детский взгляд и зажатая в руке простая игрушка. Вот один из подростков чуть сдвинулся, и в тоже мгновение йо-йо срывается в полёт. Несколько быстрых движений, и деревянная игрушка, заботливо вырезанная из дерева и залитая изнутри свинцом, наносит нападающим чувствительные удары. Хулиганы отскакивают на безопасное, по их мнению, расстояние. Тот, кто двинулся первым, остается лежать на полу. Его висок украшает быстро темнеющее пятно.
Мальчик несколько раз легкими движениями отправляет игрушку вниз и так же непринужденно возвращает её обратно, не давая ей, ударится об пол буквально миллиметры. Безобидная детская игрушка, а тысячи лет назад, в одной древней стране, где крестьянам запрещено было иметь простой бронзовый нож, это было доведенное до совершенства оружие ближнего боя.
Терять ему было нечего, он прекрасно почувствовал, что кистень проломил височную кость. А это значит, что заводила этой компании уже не встанет с пола никогда. Всё, что ему за это грозило, так это увеличением кредитной задолженности. А такие «мелочи» его уже давно не волновали. Как раз с тех самых пор, как воспитатели объяснили им кто они такие и что их ждёт.
Родители отдали его в корпоративный детский приют через два месяца после рождения, в обмен на погашение долга перед банком. Ничего необычного, корпорация получает материал, из которого в дальнейшем вырастит для себя сотрудника, а родители возможность не оказаться среди поселенцев где-нибудь в индокитайском регионе и продолжать жить в свое удовольствие. Как и почему они это сделали, его не интересовало. Для себя он твёрдо решил, что у него просто никогда не было родителей…
Кабинет директора. Девятилетний мальчик с вызовом глядит на тучного мужчину, с удивлением отмечая, что царь и бог приюта напуган. Возле окна стоит женщина в строгом костюме и в невероятных для пятого тысячелетия вещах — очках. Сквозь стекла на него смотрят строгие внимательные глаза. Директор, как-то фальшиво прокашлявшись, через силу из себя выдавливает:
— Мисс, вы понимаете, что теперь мне придется аннулировать подписанную оферту? Поймите меня правильно, но сумма его кредитной задолженности теперь увеличится на несколько сот процентов…
— Меня это не волнует, уточните сумму и оформляйте документы! — прозвучало в ответ с идеально правильным произношением английского, столь же невероятным, как и очки. — Я забираю его прямо сейчас. Если же вы считаете возможным изменить условия пунктов три, девятнадцать и семьдесят пять, я буду считать ваши действия попыткой необоснованно увеличить сумму выплат, и мы будем решать этот вопрос на уровне арбитража совета корпораций…
— Но он убил человека! Вы понимаете, что он для вас потенциально опасен?
— Не более чем фугу…
— Я вас не понимаю, — беспомощно промычал директор.
— При не правильном обращении смертельно опасное блюдо.
— Все равно не понимаю. Ведь сумма в связи с этим значительно возрастёт…
— Не больше чем в два раза. Не тратьте мое время, я уже всё сказала, — всё время, пока длился этот диалог, женщина неотрывно следит за мальчиком.
— Хорошо. Ваши слова зафиксированы, и вы можете его забрать, — директор с явным облегчением кивнул головой. Женщина, пройдя по кабинету, приблизилась к мальчику:
— Идём.
— Простите мисс, я могу забрать свою вещь?
— Какую?
— Йо-Йо…
— Нет, это орудие убийства! — нервно воскликнул директор. После чего женщина, чуть повернувшись к нему, спросила:
— Эта игрушка выдана корпорацией или её он сделал сам?
— Сам… Но…
— Вернуть!
— Но это улика! — директор даже попытался привстать.
— Это его собственность, — чеканя слова, отрезала женщина, давая понять, что вопрос не обсуждается. — Обойдетесь видеозаписью, — и уже обращаясь к мальчику добавила. — Её вернут, идем.
— Хорошо, — не понимая почему, но мальчик ей верил. И лишь спустя несколько минут, уже сидя в роскошном вертолёте, улетающем куда-то на север, он разродился вопросом. — Зачем?
— Что зачем?
— Зачем вы меня купили?
— Ты так это воспринимаешь?
— Да.
— Ну, есть у меня планы на твой счет, но решать всё равно тебе. Требовать или просить о чём-то, я не буду…
— Я вам не верю.
— У тебя будет время, чтобы понять и поменять свою точку зрения.
Двадцать лет, он каждую минуту ждал, что она скажет, зачем забрала его из приюта. Но год шел за годом, он рос, учился, заводил друзей и только иногда чувствовал за спиной её молчаливое внимание и одобрение. И уж совсем редко — похвалу.
Потом было утро и человек, руководивший адвокатской конторой, обслуживавшей её предприятия. А ещё был изуродованный крушением вертолёта труп на холодном столе в морге. Причём настолько, что опознать её было невозможно. Только результаты генетического анализа говорили — это она. И короткая строчка, написанная её рукой на последнем листе завещания: «Теперь понимаешь зачем?».