Два капитана

Инструктор сунул палец в другую ямку, понюхал и встал. Он грозно нахмурился и понюхал ещё раз.

— Вода, — упавшим голосом пробормотал он.

И мы так и сели на землю от смеха.

В-третьих… Но о том, что произошло в-третьих, нужно рассказать подробно.

Мы летали с ним в этот день несколько раз, и он всё присматривался ко мне и не ругал против обыкновения.

— Ну-ка, — сказал он наконец, — а теперь летите один.

Должно быть, у меня был взволнованный вид, потому что с минуту он смотрел на меня с внимательным, добродушным выражением. Потом проверил, исправно ли работают приборы, и закрепил ремни в первой, теперь пустой кабине.

— Нормальный полёт по кругу. Оторвётесь, наберёте высоту. Ниже полутораста метров не разворачивайтесь. Разворот, коробочка и на посадку.

С таким чувством, как будто это делаю не я, а кто-то другой, я вырулил на старт и поднял руку, прося полёта. Стартёр взмахнул белым флагом — можно идти. Я дал газ, и машина побежала по аэродрому…

Давно забыто было детское чувство досады, когда, впервые поднявшись в воздух, я понял, что такое полёт. Тогда в глубине души мне всё-таки казалось, что я полечу, как птица, а я сидел в кресле совершенно так же, как на земле. Я сидел в кресле, и мне некогда было думать ни о земле, ни о небе. Только на десятый или одиннадцатый самостоятельный полёт я заметил, что земля расчерчена, как географическая карта, и что мы живём в очень точном геометрическом мире. Мне понравились тени от облаков, разбросанные здесь и там по земле, и вообще я догадался, что мир необыкновенно красив…

Итак, впервые я лечу один. Кабина инструктора пуста. Первый разворот. Она пуста, а машина летит. Второй разворот. С прекрасным чувством полной свободы я лечу совершенно один. Третий разворот. Нужно идти на посадку. Четвёртый разворот. Внимание! Я убираю мотор. Земля всё ближе. Вот она под самой машиной. Добираю ручку. Пробег. Стоп.

Кажется, это было сделано недурно, потому что даже наш сердитый инструктор одобрительно кивнул, а Миша Голомб за его спиной показал мне большой палец.

— Санька, ты молодец, — сказал он, когда мы присели покурить на пригорке, — честное слово!.. Между прочим, тебе письмо. Я сегодня был в Аэромузее, и сторож говорит: «Григорьеву. Может, передадите?»

И он протянул мне письмо. Это писал доктор Иван Иваныч.