Два капитана

Николай Антоныч говорил, что папа был сам виноват. Экспедиция была снаряжена превосходно. Одной муки было пять тысяч килограммов, австралийских мясных консервов — тысяча шестьсот восемьдесят восемь килограммов, окороков — двадцать. Сухого бульона Скорикова — семьдесят килограммов. А сколько сухарей, макарон, кофе! Половина большого салона была отгорожена и завалена сухарями. Была взята даже спаржа — сорок килограммов. Варенье, орехи. И все это было куплено на деньги Николая Антоныча. Восемьдесят чудных собак, чтобы, в случае аварии, можно было вернуться домой на собаках.

Словом, если папа погиб, то, без сомнения, по своей собственной вине. Легко предположить, например, что там, где следовало подождать, он торопился. По мнению Николая Антоныча, он всегда торопился. Как бы то ни было — он остался там на крайнем севере, и никто не знает, жив он или умер, потому что из тридцати человек команды ни один не вернулся домой.

Но у них в доме он долго еще был жив. А вдруг откроется дверь — и войдет! Таким же, каким он был в последний день на Энском вокзале. В синем кителе, в твердом, белом воротничке, открытом, каких теперь уже не носят. Веселый, с большими руками.

Многое в доме было еще связано с ним. Мама курит — все знают, что она стала курить, когда он пропал. Бабушка гонит Катьку на улицу — снова он. Он велел, чтобы Катька почаще бывала на воздухе. Книги с мудреными названиями в узком стеклянном шкафу, которые никому не давали читать, — его книги.

Потом они переехали в Москву, в квартиру Николая Антоныча — и все переменилось. Теперь никто не надеялся, что вдруг откроется дверь — и войдет. Ведь это был чужой дом, в котором он никогда не был.

Глава шестая. Снова перемены

Быть может, я не пошел бы к Татариновым, если бы Катька не пообещала мне показать книги и карты капитана. Я посмотрел на маршрут, и оказалось, что это тот самый знаменитый «северо-восточный проход», который искали лет триста. Наконец, шведский путешественник Норденшильд прошел его в 1871 году. Без сомнения, это было не очень просто, потому что минуло еще 25 лет, прежде чем другой путешественник — Вилькицкий — повторил его путь, только в обратном направлении. Словом, все это было очень интересно, и я решил пойти…

Ничего не переменилось в квартире Татариновых, только вещей стало заметно меньше. Исчезла, между прочим, картина Левитана, которая мне когда-то так понравилась — прямая, просторная дорога в саду и сосны, освещенные солнцем. Я спросил у Катьки, куда она делась.

— Подарили, — коротко отвечала Катька.

Я промолчал.

— Николаю Антонычу, — вдруг язвительно добавила Катька, — он обожает Левитана.

Должно быть, Николаю Антонычу подарили не только Левитана, потому что в столовой вообще стало как-то пустовато. Но морской компас попрежнему стоял на своем месте, и стрелка попрежнему показывала на север.

Никого не было — ни Марьи Васильевны, ни старушки. Потом старушка пришла. Я слышал, как она раздевалась в передней и жаловалась Катьке, что все опять стало дорого: капуста 16 копеек, телятина 30 копеек, поминанье 40 копеек, яйца 1 рубль 20 копеек.

Я засмеялся и вышел в переднюю.

— Нина Капитоновна, а лимон?

Она обернулась с недоумением.

— Лимон мальчишки не утащили?

— Саня! — сказала Нина Капитоновна и всплеснула руками.

Она потащила меня к окну, осмотрела со всех сторон и осталась недовольна.

— Короток, — сказала она с огорчением. — Не растешь.

Она побежала в кухню — поставить молоко на примус — и через несколько минут вернулась обратно.

— Лимон вспомнил, — сказала она и засмеялась. — А что ж! И утащут!

Она стала совсем старенькая, согнулась и похудела. Знакомая безрукавка зеленого бархата просто висела на ней, худые плечи торчали. Но у нее попрежнему был бодрый, озабоченный вид, а сейчас еще и веселый. Она очень обрадовалась мне, гораздо больше, чем я думал.

— Говорят, надо сырую гречу есть, — уверенно сказала она, — и вырастешь. У нас в Энске попик был. Вот какой! Все гречу ел.

— И вырос? — серьезно спросила Катька:

— Не вырос, а у него голос гуще стал. А прежде был писклявый, писклявый.

Она засмеялась и вдруг вспомнила о молоке.

— Ах! Убежало!

И она сама убежала.

Мы с Катькой долго смотрели книги и карты капитана. Здесь был Нансен «В стране льда и ночи», потом «Лоции Карского моря» и другие. В общем, книг было немного, но все до одной интересные. Очень хотелось попросить что-нибудь почитать, но я, разумеется, прекрасно понимал, что это неудобно. Поэтому я удивился, когда Катька вдруг сказала:

— Возьми что-нибудь, хочешь?

— А можно?

— Можно, — не глядя на меня, отвечала Катька.

Я не стал особенно размышлять, почему именно мне оказано таксе доверие, а принялся, не теряя времени, отбирать книги. Ужасно хотелось взять все, но это было невозможно, и я отобрал штук пять. Среди них была, между прочим, брошюра самого капитана. Она называлась: «Причины гибели экспедиции Грили».