Два к одной, или все прелести одиночества

— Что начинаем с нуля. Про платоническую любовь и монашеский образ жизни речи не шло. Чем тебе не место для первого раза?

Сказка разрушилась. Ничего нового. Всё по-старому. Теперь у нас не «секс без обязательств», а «секс с игрой в любовь». Это я видела, это я знаю, это мне уже показали.

— Настён, тормози. Я по глазам твоим вижу, что уже начала себя накручивать, — Максим кладёт руки мне на плечи и смотрит в глаза. — Я тебя люблю. И это факт. Я тебя хочу. И это тоже факт.

Он притягивает меня в свои объятия, поглаживает по голове, шепчет нежности. Несмотря на всё это, я не могу отделаться от мысли, что это всё вновь игра. Момент безвозвратно упущен. Зимний лес больше не кажется волшебным. Чай остыл. А от запаха хвои и цитруса начала побаливать голова.

— Я хочу в дом, — произношу я и вылезаю из чана.

— Хорошо. Сериал посмотрим? Тут внизу проектор должен быть. Устроимся на диване…

— Давай лучше спать. Я распарилась и поняла, как устала за сегодня. Хорошо?

— Хорошо, — вочит Макс.

Натягиваю халат и семеню в домик. Хочется сразу рухнуть на кровать, но ещё нужно стащить с себя мокрый, противно прилипший купальник. Когда поднимаюсь в спальню, Макс уже лежит ноутбуком в кровати. Устраиваюсь рядом, но не могу улечься.

— Обиделась? Хочешь, уйду вниз на диван, чтобы тебе спокойнее было? Или к себе в кабинет. «Там тоже диван есть», — спрашивает, не отрываясь от экрана.

— Нет. Не хочу, — снова ворочаюсь я. Он отставляет ноут и жестом приглашает меня прижаться к нему. Я смотрю вопросительно. Во мне борются обида, гордость и страх против любви и желания тонуть в его объятиях. Любовь одерживает небольшую победу, в результате которой я устраиваюсь на его плече.

— Я тебя люблю, — шепчу Максиму.

— Я тебя тоже люблю.

— Не врёшь?

— Хах… Честно-честно люблю тебя, моя красавица, — он целует меня в макушку, и я закрываю глаза. Усталость накатывает с новой силой, и я мгновенно засыпаю.

Глава 32

Утро разбудило свистом чайника. А следом за ним негромкими чертыханьями Макса. Я потянулась на кровати, улыбаясь солнечному дню за панорамным окном. Свесившись через перила спального этажа, я наблюдаю, как мужчина водружает на кофейный столик, где уже расставлен завтрак, чашечки с чаем. Видимо, он слушает музыку в наушниках, так как движется, пританцовывая и беззвучно подпевая. Это очень классная картинка с утра.

На припеве Макс поднимает голову, замечает меня. Оболенцев умеет смущаться. Вот это новости с утра.

— Давно там стоишь?

— Достаточно, — ухмыляясь растягиваю слово.

— Я нам завтрак приготовил. Давай спускайся. Или всё еще дуешься на меня? — ну вот как можно на него долго дуться? Он безмерно обоятельный, взъерошенный после сна и с такой счастливой улыбкой, что сердце мое бьется быстрее нужного.

— Прямо приготовил? — как это он кашу сварил и яишенку без плиты пожарил, а?

— Ты меня раскусила. Заказал. Но чай и бутеры сделала сам. Спускайся давай, а то остынет всё.

Пальцами распутываю растрепавшиеся за ночь волосы и спускаюсь к столику.

— Как всё вкусно выглядит, — усаживаюсь в кресло и тянусь к тарелочке овсянки с ягодами.

— На вкус, конечно, не мои бутерброды, но приятного аппетита.

Пробую овсянку. Тянусь к бутерброду с колбасой и сыром, пробую и его. Делаю задумчивое лицо. Снова пробую.

— Да. Ты прав. Твои бутерброды, бесспорно, вкуснее.

— Ну так! С любовью же готовил, — говорит Макс, уплетая яичницу с беконом.

День проходит волшебно. Мы гуляем по прочищенным тропкам вдоль леса, целуемся, обедаем в столовой, целуемся, катаемся на ватрушках с горки, целуемся и пьём глинтвейн, обнимаемся и катаемся на коньках. Не смотря на все старания Макса, я пару раз больно приземляюсь на пятую точку, а на третий заваливаю ещё и его на себя. Постоянно чувствую на себе его взгляд, такой красноречивый, что от смущения краснею, а от прикосновений дрожу.

Максим тащит меня к домику на плече. Я брыкаюсь и визжу. А он смеётся, приговаривая, что расплата неминуема. Несколько минут назад я зарядила в него снежком, который благополучно провалился ему за шиворот. А потом удирала от него по узеньким дорожкам, чтобы не быть сброшенной в первый попавшийся сугроб. Но куда мне. Я проскальзываю на повороте и врезаюсь в грудь мужчине. Он тут все короткие дорожки знает. И вот я пятой точкой к верху болтаюсь на плече Макса. Он скидывает меня в огромный снежный сугроб во дворике. Я пытаюсь встать, но Максим смеётся и закапывает меня всё больше и больше, а затем падает рядом со мною.

В нашь домик мы возвращаемся все мокрые, румяные и безумно весёлые. Я скидываю мокрые варежки, шапку и шарф на батарею.

— Ну что? Завариваю чай и ныряем в чан? — спрашивает он, стаскивая с себя свитер.

— Чан долго ждать, — мычу я, стаскивая мокрые носки.

— Отогреваться-то нам надо.

— Хочу чай и угнездиться на диване перед проектором. А потом на ужин можем сходить.

— Или заказать в домик.

— Или заказать. Но лучше сходить. Тут очень красиво. Хочу гулять. Тем более завтра уезжать уже.