Два к одной, или все прелести одиночества

— Что?! Она досталась нам от моей мамы! Квартира должна остаться в семье!

— Ну раз размен не вариант, вы можете выкупить Настину долю.

— Да, кто вы такой, чтобы указывать мне? Анастасия, ты не хочешь вступиться за мать? Посмотри, как твой женишок со мною разговаривает. Так и будешь молчать, пока меня с грязью смешивают?

— Позвольте, я и слова дурного про вас не сказал. Я бы хотел дружить с тёщей, — продолжает издеваться он.

— Максим… — робо подаю голос, но меня уже не слышат.

— Почему она должна за вас заступаться? Вы же за неё не заступались, когда ваш второй муж бил её?

— Да он пальцем её не тронул. Настя, что ты наговорила такое про папу? — переходит мама на возмущенный шёпот. С ней это происходит всегда во время психологического напряжения.

— Мам… — я жмурюсь. Весь сегодняшний день — это какой-то нескончаемый кошмарный сон. — Ты серьёзно? Он при тебе дал мне пощёчину.

— Нет, — она отрицательно качает головой. — Нет. Этого не было.

— Разве? А почему тогда у неё щека была красная, когда она выбежала из подъезда. Почему она вздрагивает от резких движений в её сторону? А! Я понял, вы из тех кто считает, что пощёчина, это не относится к физическому насилию.

Максим закипает. Я сжимаю его ладонь, лежащую на моём плече. Хорошо, что отчима здесь нет. Иначе я боюсь представить, что могло бы быть. Мама первая берёт себя в руки и нарушает тишину.

— Я вижу, здесь все решили сделать меня главным злом. Надумаешь поговорить спокойно, Анастасия, тогда звони. Мама берёт свою сумку и выходит из кухни.

— Мам, — иду я следом. — Мама…

— Что мама? Скажешь, что я тоже тебя била? — она обувает сапоги, не глядя на меня.

— Нет. Просто ты же видела, что он ударил меня. Ты всегда это видела…

— И? Что я должна была делать? Что? Саша взял меня в жёны, зная, что у меня есть ребёнок. Он принял тебя в нашу семью, когда умерла бабушка. В отличие от твоего родного папочки, который сразу заявил, что готов брать тебя только на каникулы. У него семья была видите ли, — мама повязывает платок, всё так же не глядя на меня и поправляет волосы. — Он кормил меня, Ксюшу и тебя. А ты никогда не могла себя вести нормально. Всё тебе не так было. Не эдак. Как-то тебя ещё надо было воспитывать.

— Я себя плохо вела? Я?! Да я же… Я у вас домработницей и нянькой была. У меня детства не было… Я стирала, убирала, водила Ксюшу в сад, потом в школу и кружки. Делала с ней уроки. Да я… Я мечту свою предала, пока он бухал, а кредиторы пытались вытрясти с нас последние копейки. И я неблагодарная?! Я заслужила все пощёчины, подзатыльники, обзывательства и унижения?!

Она молча застёгивает шубу, поправляет прядки волос, выбившие из-под шапки. Делая вид, что меня здесь нет.

— Не молчи, Мам. Прошу скажи, ты тоже считаешь меня своей ошибкой?

Этот вопрос меня мучил всю жизнь. От отчима слышала это я постоянно, а мама не поддерживала и не опровергала его слова. Она их игнорировала, как и меня сейчас. Мама отодвигает ногой в сторону Бантика и берётся за ручку двери.

— Ты не ответила на мой вопрос!

Её спина идеально прямая, как жердь. Плечи напряжены. Тишина стоит такая, что слышно, как обиженно сопит Бант.

— Если бы не твоя бабушка, я бы сделала аборт и не прожила с твоим отцом и года. И все были бы счастливы.

В полной тишине раздается хлопок входной двери. Слышу, как стучат её каблуки по лестнице. Ну вот и всё. Разговор окончен. Я услышала ответ на свой вопрос. Теперь всё проще как-то стало. Всё стало понятнее, несмотря на невыносимую боль.

Глава 30

Разумеется, я заболела. Может, нервы сдали, а может беготня босиком и на распашку дали свои последствия. Но факт один вечером у меня поднялась температура, а утром пропал и голос. Отписалась на работу, что беру отгул по состоянию здоровья. Максим настаивал на враче, но наш участковый по месту жительства… Так себе врач, мягко говоря. А потом ходить в местную поликлинику, сидеть в очереди и не попасть на приём — не самое приятное занятие. Отлежусь денёк. А завтра на смену. Всё будет со мной в порядке. Тем более при такой няне-сиделке, как Максим.

Мужчина напичкал меня жаропонижающими, противовирусными, погулял с Бантиком, приготовил лёгкий бульон, строго настрого запретив мне вылезать из-под одеяла. Ну тут я и не сопротивлялась. Меня так знобило, что я без стеснения использовала Бантика, как живую грелку. А когда Макс, переодевшись в спортивную майку и штаны, которые удачно валялись у него в машине, устроился рядом со мною, моему счастью не было предела. Я прижалась к нему, млея от того, какой он тёплый.

— Ты вся дрожишь, — Макс подхватил, лежащего между нами Бантика, и опустил на кровать за мной. — Давай-ка, дружок, я теперь её погрею.

Я удобно устроилась, прижавшись к мужчине всем телом. Все переживания сегодняшнего дня стали казаться чем-то далёким и не реальным. Как дурной сон.

— Ты правда жил в коммуналке? — начинаю разговор я, желая узнать о Максиме чуть больше.

— Да. С родителями. Лет до семи или восьми. Но я первый класс закончил, когда мы переехали. Знаешь, у меня остались только хорошие воспоминания о том времени.

— Правда?