Два императора

— Ну, ну, проговорился, что же из этого?

— Ничего особенного. Я и сам подозревал в этом молодом человеке женщину.

— Подозревал — и только? По нежному сложению он точно напоминал женщину, но по своему мужеству и геройству — твёрдого, закалённого в битвах воина. Да что! — и не одни мы с тобою, а вся армия, все приняли её за мужчину!

— Ну, были исключения. Твой денщик Щетина первый не хотел признать Дурову за Дурова.

— Да, братец, он оказался дальновиднее нас.

— Расскажи, пожалуйста, Пётр Петрович, как ты проник в эту тайну? Ведь Дурова так хорошо себя замаскировала.

И едва только полковник Зарницкий окончил свой рассказ, как ему удалось открыть, что храбрый молодой офицер не мужчина, — дверь в барак отворилась, и вошла Надежда Андреевна Дурова.

— Я не помешал? — спросила она, посматривая на растерявшихся друзей.

— Нисколько, нисколько, очень рады! — вставая и кланяясь, проговорил князь Гарин.

— Вы легки на помине: мы только что с князем про вас говорили. Прошу садиться.

Водворилось молчание; Зарницкий и Гарин не знали, о чём заговорить с Дуровой; она тоже молчала. Наконец Пётр Петрович откашлянулся и заговорил:

— Видите ли, милая барынька, я… я проговорился и открыл князю, кто вы. Вы на меня не сердитесь. Сделал это я, право, без всякого умысла, но это ничего: князь — мой, как вы знаете, искренний друг. Он вас не выдаст, ведь так?

— Разумеется, разумеется, — поспешил ответить Гарин.

— Благодарю вас, князь! — вся вспыхнув, тихо сказала Надежда Андреевна.

— Да, да, вы можете на меня рассчитывать, на мою скромность.

— Я прошу вас, князь! Скоро, говорят, последует мир с Наполеоном, и тогда я прощусь с вами, господа. А теперь пусть для всех по-прежнему я буду мужчина.

— Я, право, не знаю, Надежда Андреевна, зачем вы скрываете?.. Вы героиня, вторая Жанна д'Арк!.. Вы единственная из женщин. Перед вашею храбростью и отвагой должны преклониться, — опять увлёкся Зарницкий.

— Что вы, что вы?.. Я такая же, как и все, — скромно проговорила Дурова.

— Ну, нет, это вы оставьте! Вы необыкновенная женщина.

Князь Гарин с глубоким уважением смотрел на эту эксцентричную женщину; он дал ей слово, что будет молчать.

Чиновник Чернов — муж Дуровой, а также её отец с матерью так и решили, что их дочь утонула в реке Каме. Поплакали по ней родные, погоревали; не одну панихиду отслужили за упокой «утопленницы». Вдруг, недуманно-негаданно, отставной ротмистр Андрей Васильевич Дуров получает от дочери письмо, в котором она пишет любимому отцу, что жива и здорова и служит в уланском полку, в который поступила под именем Александра Дурова. Отец приходит в страшное беспокойство — и рад, и испуган, сам не знает, что делать! Оказывается, что дочь жива; он хотел поделиться своею радостью с женою Марфой Тимофеевной, которая в то время была больна. Но письмо дочери было для матери роковым: узнав, где и что её дочь, она так этим поразилась, что, прочитав письмо, тут же скончалась.

Похоронив жену, Дуров остался с большой семьёй на руках без хозяйки. Он стал повсюду разыскивать свою дочь и подал прошение на высочайшее имя в 1807 году о возвращении ему «несчастной дочери Надежды, по мужу Черновой, которая по семейным несогласиям принуждена была скрыться из дома».

Государь повелел навести справки о Дуровой и если таковая окажется в действующей армии, то вытребовать её в Петербург.

В силу этого повеления Надежде Андреевне нельзя было скрывать тайну, что она женщина. Да теперь уже эта тайна была открыта: все знали, что в рядах армии в гусарском мундире скрывается женщина. Князь Сергей Гарин по приказу главнокомандующего потребовал к себе Дурову для объяснения.

— Надежда Андреевна, тайна ваша открыта, и вам придётся немедленно ехать в Петербург, — встретил он кавалериста-женщину.

— Как? Зачем? — испугалась и удивилась она.

— По высочайшему приказанию: государь пожелал вас видеть.

— Боже, но как узнали?

— По прошению вашего отца, поданному на высочайшее имя, — ответил князь. — Но вы успокойтесь, Надежда Андреевна, худого вам ничего не будет: наш император справедлив и милостив.

— Я виновата, я! Зачем было мне писать письмо отцу? Зачем? Пусть бы думали, что я утонула в Каме. Разнежилась, соскучилась по семье — вот теперь и кайся! — взволнованным голосом говорила Дурова. — Зачем я им? Довольно мытарили! Только отца жалко, один он меня любил. На него бы я взглянуть желала!..

— Поезжайте в Петербург: может, там и увидитесь, — сказал Гарин.

К князю вошёл Пётр Петрович. Он был мрачен.

— Едете? — спросил он у кавалериста-девицы.

— Еду, Пётр Петрович, принуждена ехать.

— Государь требует… А всё ваш отец настроил!

— Он хочет вернуть меня в семью, в дом…

— А вы, Надежда Андреевна, лучше к нам скорее вернитесь. Мы… мы к вам привыкли, — взволнованным голосом говорил Зарницкий. Как видно, нелегко было ему расстаться с ней.

— Я буду просить у государя, как милости, чтобы он мне разрешил вернуться в армию. Здесь, между вами, мои друзья, и мой дом, и моя семья! — пожимая руки и князю, и Петру Петровичу, чуть не со слезами сказала она.