Два господина из Брюсселя

Я вижу в моей книге и необходимость посредничества. Сравнивая свой гомосексуальный союз с союзом гетеросексуальным, Жан и Лоран лучше понимают собственный путь, проходит ли он через лишения или счастье. Сэмюэл Хейман начинает ценить людей благодаря Аргосу, он отказывается от мести и прощает предателя лишь благодаря дружбе с лагерным псом. Архивная деятельность и издательская работа Ниссена выводит Моцарта из хаоса забвения, кроме того, Ниссен любит в своей новой супруге бывшую жену музыканта. Альба начинает понимать себя лишь из-за безумных крайностей Вильмы и разумного вмешательства Магнуса. Что же касается Северины и Бенжамена, они из-за Мелиссы пересматривают свое прошлое, сама же девушка предстает неоднозначным персонажем: в ней и избавление, поскольку она спасает их, и месть, поскольку ее появление окрашивает аборт Северины в цвета убийства; она извлекает их из одной пропасти и сбрасывает в другую.

И наконец, я вижу в этой книге воплощение символов. Давид наделяет двух господ из Брюсселя виртуальным отцовством, а Жан наделяет Женевьеву на склоне дней признанием и благоденствием, которых она была лишена. Череда собак, носивших кличку Аргос, заменила супругу доктору Хейману. Моцарт дарует Георгу Ниссену гениальность, которой тот не проявил в юности, когда писал стихи, а вместе с этим и личную жизнь с великим творцом. Похитительница детей Вильма представляет собой дурную часть Альбы, но Йонас дает ей возможность расцвести, когда она заменяет ему мать. Что же до юной Мелиссы, то она сама воплощение ребенка, от которого отказались Северина и Бенжамен.

Друзья говорят мне, что эти рассказы еще и о любви.

Это настолько естественно, что я даже не отдавал себе в этом отчета. Впрочем, написал ли я когда-нибудь хоть что-то не о любви?

Восхищенные иностранные читатели лишний раз решат, что это «так по-французски»!

Меня с самого начала удивляла одна вещь: я могу целиком воспринять свои тексты только спустя какое-то время. Единство их — не волевой акт, а открытие. Фразы, персонажи, ситуации, истории — это соки, источаемые моим мозгом.

И пусть лоза мечтает дать бургундское или бордо, ей предназначено давать лишь божоле.