Два героя

– Благодарю вас, дорогой отец, – спросил Кортес. – Ваши вести для меня очень ценны. Они вполне подтверждают мои собственные наблюдения. Надеюсь, что мне удастся, с Божьей помощью, предотвратить опасность, более грозную для нашего христианского войска, чем все полчища ацтеков. Вернитесь теперь на верфь. Разыщите там солдата Ларенцано, он известит заговорщиков о дне и часе прибытия Авилы и его свиты. Делайте и вы, отец Ольмедо, все, что вам скажет Ларенцано. Это мой доверенный: он первый обратил мое внимание на заговор в то время, когда он был только в зародыше у тех негодяев. До сих пор я думал, что Ларенцано ошибается, или заговорщики сбивают его с толку. Теперь мне все ясно. Надеюсь, что мне удастся укрепить дух войска и обнаружить перед ним негодяев, замышлявших совратить его с пути чести.

– Я вас не понимаю! – сказал патер, покачав головой.

– В таком случае вы, дорогой отец, мало заботились о тех лицах, которых я поручил вашему особенному вниманию. Неужели вы думаете, что благородного Авилу только для того хотят заменить Лже-Авилой, чтобы Виллафана и его сообщники могли вернуться в Испанию? Нет, из-за этого Виллафана не стал бы рисковать головой. Лже-Авиле назначена более важная роль. Он должен заменить моего посла перед королем и затем овладеть большим наследством в Аранде. Ведь Виллафана прибыл в Новый Свет из-за этого наследства и был очень разочарован, когда встретил в Алонзо Авиле гордого, недоступного наследника, которого и хочет теперь заменить более сговорчивым Лже-Авилой. Но в этом мнимом севильском воре кроются хорошие, благородные задатки. Я не знаю, согласится ли он уже на это предложение Виллафаны, но последний знает, как за него приняться! Лопес и Сандоваль не доверяют Рамузио, а Ларенцано до сих пор считает его отъявленным негодяем. Но ведь это подозрение и недоверие к нему возбудил все тот же Виллафана, этот верный курьер Лопеса и единственный друг Рамузио. По его же совету другой, не менее тонкий мошенник Торрибио разгласил старую историю, а Виллафана побежал за своим другом в лес, чтобы сообщить ему эту новость. Таким образом, он постепенно довел его до отчаяния, чтобы затем наверняка воспользоваться им, как слепым орудием. Но в этом Рамузио мне не нравится его нерешительность; это слабый человек… Впрочем, ведь он прельстился только отцовской кассой.

– О, позвольте! – перебил его патер Ольмедо, – это я лучше знаю; он не совершил этой кражи. Настолько-то я знаю сердце людей! Рамузио не вор!

– Вы говорите с такой уверенностью, что я вынужден взять обвинение назад, но все-таки у него не найдется настолько силы воли, чтобы не поддаться искушению. Теперь, – продолжал Кортес после минутного молчания, – когда я собираюсь вывести из тьмы язычества миллионы душ и обратить их на путь истины, мне не следовало бы заботиться о каком-то наследстве в Аранде, а просто вешать подозрительных и идти вперед своей дорогой. Но я хочу показать войску, каковы эти противники Кортеса в рядах его. Я знаю, патер Ольмедо, что меня также обвиняют в измене Веласкесу. Но вы, святой отец, хорошо знаете, почему я отказался повиноваться этому малодушному, корыстному и ограниченному человеку! Я поставил себе высокую цель – обогатить Испанию целым царством, привести в лоно Христовой церкви миллионы душ и воздвигнуть в этих городах и долинах, оглашаемых теперь стонами человеческих жертв, алтари истинного Бога и любви к ближнему. Все это я скажу моему войску, а затем предоставлю ему выбирать между Фернандесом Кортесом и Виллафаной.

– Это не понадобится, – успокоил его патер Ольмедо, – только небольшая горсть негодяев, подонки войска, отделятся от восторженной толпы Христовых воинов и священного легиона, предводимого Кортесом.

– Довольно, патер Ольмедо, – сказал полководец, успокоившись. – Следовательно, вы завтра вернетесь на верфи. Мы увидимся с вами раньше, чем вы думаете.

Патер Ольмедо простился.

Но едва он вышел из комнаты, как отворилась другая дверь, и вошла донна Марина, подруга завоевателя.

– Я все слышала, Кортес, – сказала она, – и у меня есть к тебе просьба. Я хочу посмотреть на постройку судов и отправиться туда завтра с патером Ольмедо.

Кортес взглянул на нее с изумлением.

– Ты мне не доверяешь? – спросила она улыбаясь. – Мне кажется, я помогала тебе даже в более тяжелых случаях.

– Да, – возразил Кортес, – там мы имели дело с индейцами; здесь же дело касается испанцев.

– Для меня испанцы такие же смертные люди, – ответила Марина. – Я знаю их лучше, чем ты думаешь, и завтра к вечеру вернусь!

Кортес согласился.

Заговор

В тот же вечер, когда патер Ольмедо уехал к Кортесу, Виллафана во второй раз навестил Рамузио.

– Ты кажется, совсем поправился? – обратился Виллафана к товарищу.

– Как видишь. Тело выздоровело, но душа продолжает страдать.

– Рамузио, последуй совету друга! – сказал Виллафана мягким голосом.

– Перестань, Виллафана, не служи обедни глухому!

– Почему? Разве ты хочешь покончить счеты с жизнью?