Два героя

Казалось, освирепевший народ сразу опомнился и ужаснулся при виде совершенного им злодеяния, среди него раздались неистовые вопли и крики, и все в ужасе бросились бежать от места, где совершилось цареубийство. В несколько минут обширная площадь, перед дворцом опустела, и на ней не осталось живой души.

Тем временем слуги Монтезумы подняли несчастного царя и со слезами на глазах перенесли в покои дворца.

Кортес и его офицеры последовали за ними и окружили лежавшего без чувств повелителя ацтеков.

Монтезума открыл глаза.

Кортес старался с помощью Марины утешить его, но он был безутешен.

Чем более он приходил в себя, тем яснее сознавал, что испил самую горькую чашу своих страданий. Он, могучий повелитель Теночтитлона, опозорен своим же народом! Народ уже не признавал в нем своего владыку, а следовал за другим, более отважным вождем, восставшим с оружием в руках против врагов отечества. Его побили каменьями, и он уже был недостоин носить корону Мексики. Жизнь утратила для него всю свою цену, он пережил свою честь и отвечал молчанием на утешения окружающих.

Кортес и его приближенные удалились из покоев царя.

Крепости грозила новая опасность.

Как мы уже знаем, вблизи дворца возвышался главный храм бога войны. Это пирамидальное здание достигало почти 150 футов высоты и господствовало над крепостью испанцев. В нем-то теперь и укрепились ацтеки.

Уже три раза испанцы ходили на приступ теокалли и каждый раз были отбиты.

Несмотря на рану в руке, Кортес решился наконец лично атаковать теокалли и очистить от врагов этот опасный пункт.

Благодаря безумной отваге своих воинов, Кортес овладел наконец храмом. С восторженными криками, при гробовом молчании ацтеков, сбросили испанцы с лестницы безобразного идола и подожгли храм. Пламя быстро охватило стройное здание, и вскоре зловещее зарево озарило город, озеро и отдаленные вершины гор.

Но этим мало облегчилось положение осажденных. Тщетно обращался Кортес к ацтекам с требованием сложить оружие после победы, даже над их богом.

– Смотрите, – отвечали они испанцам со своих плоских крыш, – сколько у нас на улицах и террасах толпится войска! Наши потери едва заметны, а ваши ряды редеют с каждым часом. Вас мучают голод и жажда, и вы скоро должны сдаться. Мосты сломаны, и вы не уйдете от нас! К сожалению, вас останется слишком мало для мести наших богов.

Действительно, страдания осажденных были ужасны; особенно громкие проклятия раздавались среди бывших воинов Нарваеса, проклинавших тот час, когда они согласились променять золотистые нивы Кубы на эту золотую страну людоедов. Теперь Кортес казался им коварным соблазнителем, который заманил их в Теночтитлон, как овец на бойню. Где эти обещанные сокровища Мексики, эти богатые рынки, и привольная жизнь в роскошных дворцах? Вместо всего этого им пришлось быть свидетелями мерзких, ужасных зрелищ и испытывать страшную нужду и лишения.

Действительно, нужда и страдания осажденных росли с каждым днем. Съестные припасы до того истощились, что на каждого солдата приходилось лишь по маленькому куску хлеба в день.

Это безвыходное положение заставило Кортеса поспешить выступить из города. Избранный им путь пролегал через дамбу в Такубу и был длиной в две испанские мили, прерываясь тремя мостами. Правда, мосты эти были сломаны, но испанское войско смело приступило к постройке новых.

С великими усилиями отбивали испанцы у врагов каждую пядь земли.

В то время, как за стенами крепости кипела отчаянная битва, в покоях Монтезумы царила полная тишина, прерываемая изредка шагами часовых, в числе которых находился также Рамузио.

Полученная в голову рана Монтезумы была неопасна, и при правильном уходе нетрудно было бы спасти ему жизнь. Но гордый повелитель ацтеков уже покончил свои счеты с жизнью. Он упорно срывал все повязки и желал смерти из опасения пережить свои позор.

Рамузио часто был свидетелем немой внутренней борьбы, происходившей в душе сверженного монарха. В памяти Рамузио глубоко врезалось полное скорби лицо государя, когда он узнал, что храм войны охвачен пламенем, а изображение его сброшено испанцами с лестницы. Бледные губы его побледнели еще больше, но не произнесли ни одного звука.

Он слабел с каждым часом и отказывался от пищи и питья; трудно было сказать, страдал ли он от телесных или душевных ран.

Через несколько дней взор его засветился особенным блеском. Он позвал к своей постели Кортеса и дрожащим голосом поручил своих дочерей великодушию и состраданию испанского короля. Кортес старался утешить его.

– Он умирает, – обратился Кортес к патеру, уходя из покоя, – и сам умолял о милости к своим потомкам. Устами этого умирающего государя Господь возвещает нам победу над Теночтитлоном. Не так ли, патер Ольмедо? Возвести это войску. Такая весть воодушевит солдат.

Патер Ольмедо кивнул головой.

– Только малодушные могут сомневаться в конечном торжестве Кортеса! – возразил он. – Я возвещу нашему воинству эту знаменательную весть, но сначала исполню долг свой, помирю короля с Небом и спасу его душу от вечных мук.