Два гения и одно злодейство

– Простите, – обратился официант, – это ваш «Форд» вишневого цвета?

– Мой, – важно ответил Тимур. До чего же классно вот так сказать: «Мой «Форд» – и видеть уважение на физиях!

– Сигнализация сработала, но ничего страшного не случилось, машина цела. Наверное, детвора пошалила. Вы не могли бы ее отключить?

– Естественно.

Тимур отключил сигнализацию и вернулся в бар.

ПАРИЖ, УТРО СЛЕДУЮЩЕГО ДНЯ

А поутру проснувшись, Володька залез с головой под плед. Разумеется, память вернулась сразу, не до такой же степени налакался, чтоб вообще ничего не помнить. Мама дорогая, чего он только не молол вчера Полин, повиснув на ней! Тащил на крышу полюбоваться звездами, ругал Союз художников и московских проходимцев, выкрикивал политические лозунги: «Смерть демократам-оккупантам» и «Россию из грязи пора тащить». Бредятина! Лучше б память отшибло раз и навсегда. Кстати, он приставал к Полин? Кажется, нет… Или да? Каким же образом теперь общаться с ней?

Она бесшумно двигалась босиком по комнате в легком халатике персикового цвета. Володька видел ее в щелку, куда высунул нос, чтоб свободней дышать, и один глаз. А ведь встречи не избежать. К тому же до жути хотелось в туалет. И кто это сконструировал человека так бездарно? Бог? Не может быть. Хотя, возможно, создав великолепие природы, у него не хватило терпения соорудить человека как следует, потому что лепил его в последнюю очередь, а значит, впопыхах, потеряв интерес. Вот и вышло недоразумение, которому необходимо пить, жрать, спать (столько времени терять), испражняться, заниматься сексом. А секс у Володьки сто лет назад был. И Полин тут расхаживала, формы тела так отчетливо вырисовывались… Еще минута – и ему конец, окончательно опозорится. А что особенного он натворил? Вот возьмет и встанет, пожелает Полин доброго утра как ни в чем не бывало, спросит о погоде. А вчерашний эпизод с попойкой… его просто не было. Нет, если сию минуту не поднимется и не отправится в сортир… Нечаянно застонал и тут же услышал: – Кофе будешь пить?

Откинув плед, сел. Спал в одежде на диване недалеко от постели Полин, стоявшей в разобранном виде. Она женщина своеобразная, никогда не убирает за собой постель, по вилле знакомо. Полин стояла посреди огромной комнаты (хоть на велосипеде гоняй), в руке держала чашку. Улыбка на ее лице начала раздражать. Скорчив гримасу недовольства и забыв напрочь о «как ни в чем не бывало», проворчал:

– Доброе утро… Где сортир?

– Там. Можешь принять и душ.

– Спасибо, – буркнул довольно грубо, а под душем отругал себя вслух матом, но шепотом. Затем решил: не стоит обращаться с Полин так, будто не он вчера напился и вел себя непристойно, а она. Приободрившись и укрепив нервную систему холодной водой, Володька с удовольствием пил кофе с привкусом черного перца, покончив с угрызениями совести.

Парижская квартира Полин состояла из одной комнаты, здесь же отгорожены кухня и ванная. Жилище человека о многом рассказывает, но о Полин оно молчало. Не неся индивидуальных особенностей, скорее походило на гостиничный номер: ни одной лишней детали. А ведь пустяки вроде фотографий в рамках и безделушек, расставленных бережно, как раз и выдают хозяина. А тут жилище аскета.

– Голова не болит? – спросила Полин.

– Нет. С чего ей болеть?

– Ну, как же… вчера ты хватил лишку…

– Разве? У нас, у русских, как? С утра не выпил – день пропал. А я лишь вечером накатил немного. Извини, я испортил тебе вечер, – выпалил Володька, набравшись мужества. – Я свинья. Скотина.

– С кем не бывает…

– Со мной это бывает. Я не… приставал к тебе?

– Нет… Разве что совсем немного.

– Точно немного? Тогда я еще и нахал.

– Самобичевание тебе не идет.

– Давай так, то не считается, ладно?

– Ты о чем?

– О приставании… Не считается?

– Хорошо, будем считать, ты слегка пошутил.

– Я не шутил! Обещаю приставать по полной программе, но трезвым.

– Володя, какая-то бессмыслица получается…

Спас телефон. Полин отвлеклась, а Володька возблагодарил бога, ибо опять его заносило и занести могло далеко-далеко, к сожалению, вовремя останавливаться не умеет.

– Звонил Влад, спрашивал о твоем самочувствии. Он хочет навестить тебя на вилле, ты не против?

Володька почти не слушал, так, ухо улавливало слова, которые в данную минуту не важны, а глаза впитывали, вбирали, откладывая в памяти впечатления. Свет падал сбоку, освещая одну половину Полин, вторая оставалась в глубокой тени. Граница между светом и тенью прошла четко, отчего Полин казалась ирреальной фигурой, завораживающей и таинственной. С одной стороны волосы светились рыжиной, отражая солнечный свет, с другой падали на плечи и грудь темной массой, соединялись с телом и растворялись в тени. Лицо наполовину нежное, с красивыми чертами, наполовину затаенное, неприступное и фатальное. Жизнь и смерть соединились в Полин, так как одна ее часть являлась живой и притягательной, а вторая, погруженная в мрачную темноту, безжизненной и пугающей.

Она инстинктивно запахнула халат на груди под пристальным взглядом.

– Ты меня слышишь? – спросила.