Два брата (др. ред.)

— Что вы ко мне пристали! — со слезами в голосе выкрикнул он. — Ну, спрашивал царевич о болезни государя, да разве я тому причина? Не своей волей ходил к нему! Сами знаете, офицер вызывал. Могу я ослушаться?

— И правда, братцы, — заступился за Маркова один из товарищей, рассудительней других. — Наш брат — мелкая птица, куда приказано, туда и лети. Скажись-ка ты, Егор, на это время больным, а то царевичевы вызовы тебя до добра не доведут. Ежели за тобой придут, мы в один голос уверим, что тебе зело нездоровится…

Егор просиял:

— Спасибо, братцы!

Денщики разошлись. Егор отправился домой и лег в постель.

На другой день царевич, не дождавшись Маркова, послал за ним Василия Дедюхина. Офицер явился во дворец. Первый встреченный им денщик объявил, что токарь Марков опасно болен. То же сказал и второй, третий.

Дедюхин отправился в комнату Марковых. Егор лежал в постели, укрытый одеялом; около него на столике были расставлены аптечные снадобья.

— Ты что, Егорша? — вскричал Дедюхин.

— Болею, — слабым голосом ответил Егор. — Лихоманка треплет. Вчера от царевича вернулся еле жив.

* * *

Меншиков сидел в своем кабинете во дворце, выстроенном недалеко от домика Петра на Адмиралтейской набережной. В обширном, богато обставленном дворце Данилыча царь обычно устраивал пиры, иногда принимал иностранных послов.

С некоторых пор князь все чаще и чаще задумывался над тем, что ждет его после смерти Петра. Меншиков прекрасно понимал, что царевич ненавидит его. В душе князь сознавал, что подал к этому достаточно поводов. Он высокомерно и сухо обращался с наследником престола, усугублял раздоры между отцом и сыном, искусно выставляя перед царем недостатки Алексея.

«Неужто ошибся? — растерянно думал князь. — Не рассчитал? Неужто надо было вести совсем другой политик? Приближаться к царевичу? Кто же знал, что государь так ослабеет здоровьем?»

Меншиков со стыдом и злостью вспомнил визит к царевичу и неудачную попытку войти к нему в милость.

«Чует свою силу… А что, если… убедить государя написать завещание? В пользу царевича Петра Петровича… Государыня — регентша.[149] Я при ней первый в государстве! С царевичем Алексеем придется бороться, но если будет воля царя лишить его наследства… Да, один исход!»

Меншиков поспешил в царский дворец, который оставил всего час назад. Он прошел к царице без доклада. Екатерина сидела унылая, на полных щеках видны были следы слез.

— Как государь? — спросил Меншиков.

— Очень плох! Арескин не ручается за сегодняшнюю ночь!

— Государыня, у нас есть средство спасения! — воскликнул Меншиков и изложил свои планы.

— Это бы хорошо, но как уговорить государя?

— Попробуйте, ваше величество!

— Александр Данилыч, напиши завещание; попытаюсь дать на подпись.

Меншиков поспешно приготовил манифест, где наследником объявлялся царевич Петр Петрович, а Алексей лишался прав наследства за «супротивные государству поступки и неспособность к делам правления». Екатерина взяла бумагу и, дрожа, отправилась в комнату царя.

Петр дремал, дышал трудно, с хрипом. Комната остро пропахла лекарствами, ее смутно освещал огонь камина. У изголовья постели сидел доктор Арескин, задумчиво игравший золотой табакеркой.

— Господин доктор, прошу вас уйти. Я должна иметь с его величеством секретный разговор.

Медик с поклоном вышел. Царица нетерпеливо ждала пробуждения больного. Наконец он проснулся.

— Катя? Хорошо, что сменила Арескина. Ему надо отдохнуть. Что у тебя за бумага?

— Петр Алексеевич, — необычайно волнуясь, заговорила Екатерина, — в животе и смерти бог волен. Ежели с тобой что случится, мы все погибли…

— Кто — вы? — Петр быстро и пронзительно взглянул на царицу.

— Я, маленький Петенька, Александр Данилыч…

При имени Меншикова царь сделал гневное движение. Екатерина поняла, что испортила дело.

— Чего ты хочешь?

— Подпиши манифест.

— Дай сюда! Впрочем, и читать нечего, понимаю: Петр Петрович вместо Алексея Петровича, ты правительница. Так?

— Так…

— Узнаю Алексашкины проделки. Все чужие, все только о себе думают! — Царь заворочался в постели, на бледно-желтых щеках вздулись желваки. — Сначала надо медведя убить, а потом шкуру делить!

Петр разорвал манифест, бросил обрывки на ковер:

— Сожги!

Екатерина подобрала клочки и кинула в камин.

— Слушай! — В голосе Петра звучала глубокая горечь. — Я сам не меньше вашего озабочен, чтоб Алешка не сел на престол. Вы с Данилычем себя бережете. А для меня… это — погибель моего дела! Но что затеяли вы, сие неблаговременно. Так Данилычу и скажи. Рано за себя перепугались!

Через несколько дней по городу разнеслась молва: государь поправляется. Меншиков и его партия подняли головы, сторонники Алексея приуныли.

— Крепко, проклятый! — толковали они по углам. — Недаром дьяволу душу продал. Тот его и поддерживает.

— Ему сроку по земле ходить положено пятьдесят годов.

— Пятьдесят годов! Эва, утешил! Значит, еще семь годов! За семь годов от нас и звания не останется — начисто выведет.

Глава XXI ВЫЗДОРОВЛЕНИЕ