Два брата

Пара лошадей с усилием тащила тарантас по кочковатой, малоезженной дороге. По бокам расстилался чахлый, редкий бор на моховом болоте. С моря дул холодный ветер, нагоняя тучи. Унылый, наводящий тоску вид. Ракитин загрустил, вспомнив веселое разнообразие московских холмов, садов, улиц, площадей. Он достал из погребца бутылку водки, отпил сам, сунул бутылку подьячему.

– Я вижу, ты хороший человек, – уже слегка заплетающимся языком заговорил Бушуев, пропустив несколько глотков, – и мне тебя жалко. Ты на этом деле либо капитал огромнейший наживешь, либо в трубу вылетишь. Представишь плохой порох в казну, его испытают – ха! – а потом забракуют, вот и пиши мамаше рапортичку о собственном разоренье!

Радужное настроение Ракитина меркло, по спине бежали холодные струйки пота. Болтовня полупьяного подьячего открыла ему многое, о чем он и не подозревал.

«А ведь недаром царь сдает мне в аренду эту пороховую мельницу, – сообразил он. – Верно, там неладом дела идут. Ой, не сгибнуть бы тебе, Иван, с этим новым делом!..»

Бушуев доверительно привалился к плечу Ивана Семеныча:

– Пропадешь, купец, без верного глазу, ей-богу пропадешь!

– А где его взять, верный-то глаз? – с досадой спросил Ракитин.

– Есть такой! – веско ответил Елпидифор Кондратьич.

Внезапная догадка пришла на ум Ракитину.

– Это ты, что ли? – спросил он.

– А хошь бы и я!

– Ежели я тебя позову в управляющие, пойдешь?

– Полторы сотни на год положишь – пойду!

– Полтораста? Не много будет?

– Эй, купец, крупное дело зачинаешь – не жадничай! Больше потерять можешь!

Ракитина охватил порыв мало свойственного ему великодушия:

– Сто восемьдесять дам!

– Верно?

– Верно!

– Давай руку!

Собеседники хлопнули по рукам, отпили из бутылки. «Эх, многовато я ему посулил!» – подумал Ракитин.

– Не скупись, купец! – точно в ответ на свои мысли услышал Ракитин. – За сто восемьдесят я тебе цепным псом служить буду, я любому твоему недругу горло перерву!

Маленькие черные глаза Бушуева смотрели из-под лохматых бровей ласково и преданно. Ракитин почувствовал, что приобрел верного защитника своих интересов.

– Иван Семеныч, слышь! – окликнул купца Бушуев. – Ты покамест о нашем уговоре никому не сказывай. Я к тебе на службу перейду, когда мельницу примешь.

– А почему?

– Сейчас я казенный человек, мне поручат контракт составить, и я тебе помирволить могу. А коли уволюсь я, на это дело другого поставят, и тебе его особо подмазывать придется!

– Спасибо!

Ракитин с чувством пожал руку приказного.

* * *

Пороховая фабрика стояла на берегу Сестры, у большой Плотины, перегораживавшей реку. Действовала фабрика силой воды и потому называлась мельницей; в старину всякое предприятие, получавшее энергию от водяных колес, именовалось мельницей; были мельницы мукомольные, сукновальные, шерстобитные, лесопильные.

Бушуев и пороховой мастер Антип Крохин принялись водить будущего хозяина фабрики по разбросанным ее строениям.

Прежде всего прошли в большое бревенчатое здание, где пол и стены глухо дрожали. Равномерный стук больших пестов, дробивших порох в деревянных ступах, заставлял при разговоре повышать голос.

– Толчильный анбар, – объяснил Крохин. Ракитин шагнул через порог.

– Стой, стой, купец! – вдруг схватил его за рукав мастер. – У тебя чем сапоги подбиты?

– Как – чем? – удивился Иван Семеныч. – Подковками.

– Железными?

– Железными.

– В таком разе тебе сюда ходу нет. Садись на порог! Недоумевающий Ракитин сел, и Антип обвязал ему сапоги обрывками кошмы.

– Теперича можешь шагать. А то стукнешь железкой по порошинке – и готово, все одним мигом взлетит!

Ракитин опасливо переступил порог. Бушуев, приехавший в валенках, расхаживал свободно.

– Зачем же порох рассыпаете?

– Ненароком, мил человек. Разве убережешься? Порох здесь толчем, а бус[132] по воздуху летает.

Ракитин постарался поскорее выбраться из опасного места.

В другом амбаре размельчали в порошок увлажненную серу и уголь. Затем Ракитин побывал в помещении, где литровали[133] селитру, и в сушильной избе. В амбаре, где просеивали серу, полуголые рабочие ходили в нестерпимо удушливой серной пыли, обвязав лица тряпками. Ракитин не пробыл там и двух минут и выскочил закашлявшись.

– Как это они терпят?

– Привычка, – равнодушно ответил Бушуев.

«Хороша привычка – медленно помирать, – невольно подумал купец. – А впрочем, не нами началось, не нами и кончится».

У Ракитина осталось довольно сумбурное впечатление от хождения по разным амбарам и избам. Но так как он был от природы сообразителен, то понял в общих чертах, как идет производство пороха.

Сто частей литрованной селитры смешивались с пятнадцатью частями серы и восемнадцатью частями отборного ольхового или крушинного угля. Все эти вещества в порошкообразном состоянии ссыпались в дубовые бочонки и там основательно перемешивались; перед перемешиванием масса увлажнялась во избежание взрыва.