Два брата

Марков низко поклонился царю и, пятясь, вышел в дверь. Чувство неизъяснимой тревоги и неудовлетворенности одолевало его. Ему показалось, что он стал меньше ростом, незначительнее, что никто не обращает на него внимания, никто не кланяется ему, хоть он и царский механикус и с давних пор в милостях у Петра.

– Ворона, – горько прошептал он и со стыдом вспомнил, как перетрусил перед царем. – А что Илья сделал бы на моем месте? Так же бы у него поджилки затряслись? Ну, нет… Илья все бы ему высказал начистоту, а там хоть и голову под топор.

Мрачный, униженный и опустошенный вернулся Егор в мастерскую и удивил подмастерьев тем, что до самого вечера не сказал ни единого слова.

– Верно, от царя попало, – шептались ребята.

На следующий день Маркова опять вызвали во дворец. Со странным чувством робости, которого прежде не знал за собой, Егор шел к царю.

«А вдруг опять за вчерашнее точить начнет? Правду матушка говорит: близ царя – близ смерти».

Опасения Егора не оправдались: царь неожиданно завел с ним разговор о порохе.

– Ведомо ли тебе, сколько мы пороху в год тратим?

– Нет, государь, неведомо.

– Так вот, я тебе скажу: ни много ни мало – тридцать тыщ пудов!

Марков ахнул:

– Тридцать тыщ! Это куда же такую уйму? Царь коротко рассмеялся и охнул: закололо в боку.

– Ты думаешь, война со шведом на убыль пошла и пороху мало надо? Не так, Егор! Порох и в мирное время зело потребен: для воинского учения. Плох тот полководец, что, сберегая порох, позволяет солдатам его только в бою расходовать! Они и израсходуют, да понапрасну… – Петр усмехнулся. – А сколько пороху нам для флота надобно! На море из пушки не скоро стрельбу поймешь, и покуда научишься попадать, много зелья зря уйдет. Не догадываешься ты, Егор, к чему я эту речь клоню?

Егор вопросительно посмотрел на царя.

– Годов восемь тому назад, – продолжал Петр, – уговорили меня все пороховое дело сдать на откуп. Контракты с Другими заводчиками я порушил, и стал зелье в казну доставлять один пороховщик. Что ж ты думаешь, хорошо это получилось?

– Не знаю, государь, – ответил Егор. Он боялся высказывать свои мысли открыто, помня урок, полученный за «высокоумничанье». – Вам об этом судить.

Царь улыбнулся: он понимал настроение Егора и был доволен.

– Золотые слова! И теперь мы таковой политик проводить бросили. Разрешаем свободно торговать, свободно строить заводы, фабрики. На Москве поставили/ мельницы Аникиев, Вельский, Селиверстов. Мы даже казенные заводы частным персонам начинаем передавать: хозяин больше старанья к делу окажет, чем мой приказный. Вот тут-то мы с тобой, Егор, подошли к настоящему разговору. Я ведь из Москвы всё фабричное дело сюда, в Питер, перетаскиваю. Хочу, чтоб все здесь, у меня на глазах, было. Литейный двор учредил, на коем ты работал, пороховых мельниц казенных понастроил. А дело-то на них плохо идет! Есть у меня хорошая фабричка на реке Сестре, и мыслю я передать ее в надежные руки. – Петр помолчал. – Возьмешь?

– Что вы, ваше величество! – испугался Марков. – Какой из меня фабрикант? И беден-то я…

– Денег из казны заимообразно отпущу, сколько на обзаведение потребуется.

– Нет уж, увольте, государь! – взмолился механик со слезами в голосе. – Неужто за вчерашнее хотите от себя удалить?

Петр рассмеялся.

– Испытывал я тебя. Знаю, от меня не захочешь уйти. А вот проглядывал я свою книжечку и вычитал там фамилию Ракитина, предивного счетчика. Он, кажется, приятель твой? Этот подойдет?

– Иван Ракитин?! – воскликнул обрадованный Марков, – За него ручаюсь смело! Всякое фабричное дело поймет отлично и большую пользу произведет.

– Кому? – Петр хохотнул. Марков вежливо улыбнулся:

– Конечно, в первую голову себе. Но и казне тоже.

– Возьмется ли он за пороховое дело?

– Возьмется, государь, головой ручаюсь – возьмется!

– Веди его к генерал-фельдцехмейстеру[130] договор заключать!

* * *

Машина Орфиреуса не выходила у Петра из головы. Царь не раз призывал к себе Егора Маркова, и между ними велись долгие споры, во время которых Егор высказывал мнение, что «вечную» машину построить нельзя и что немец Орфиреус просто мошенник.

Кончилось тем, что царь предложил:

– Поезжай, Егор, в Германию! Там на месте проверишь, дельная это выдумка или обман.

Маркову с большим трудом удалось отклонить от себя ответственное поручение.

Царь поручил осмотреть «изобретение» Орфиреуса одному из своих советников – Остерману.

«Вечный двигатель» приносил Орфиреусу немалый доход, и он запросил с русского правительства сто тысяч ефимков.

Сделка не состоялась, так как к тому времени плутовство немецкого «изобретателя» было разоблачено. Царь проникся еще большим уважением к уму и знаниям Егора Маркова, хотя по-прежнему не допускал мысли о том, что простой механикус может соваться в государственные дела. Впрочем, и сам Егор стал гораздо осмотрительнее и знал свое место.

Глава XXII. Пороховая мельница

Прошло около трех лет с той поры, когда Иван Семеныч ушел от купца Русакова и открыл самостоятельное дело.