– Считаешь, что это ответ?
– Предпочитаю решать проблемы по мере их поступления.
– Значит, ты все-таки считаешь это проблемой?
– Не хватай меня за язык!
Папито торжествующе засмеялся. Не так часто ему удается загнать в угол Ма, играя на ее поле. А потом его голос стал серьезным и даже озабоченным:
– Скажи мне только… Это ведь не передается по наследству?
– Какой же ты всё-таки тёмный человек! – Ма снова почувствовала превосходство над простодушным Папито. – Хоть бы литературу соответствующую почитал, что ли.
– Еще чего! В руки ее не возьму, эту литературу.
– Через печатную продукцию это не передается точно, – засмеялась Ма.
– А… по наследству?
– Нет.
Интересно, о чём они всё-таки говорили? О какой-то болезни, поразившей позднего ребенка Сашу? Такой опасной, что ему пришлось уехать подальше от семьи. На ум приходит только когда-то услышанное от Ба —
«прокаженный».
Но ведь это не так!
А как именно – я никогда не решусь спросить у Ма или Папито. Если влезу с расспросами, сразу станет ясно, что Анечко-деточко «грела уши», а это в нашей семье не поощряется. Это нарушает картину всеобщей семейной гармонии, которую без устали рисует Ма.
Крупными мазками.
В старой семье Папито гармония и не ночевала. Ничем другим нельзя было объяснить ужасную сцену между Ба и дядей Витей, разразившуюся после торжественного обеда в честь ее ДэРэ.
Хренов обед, как всегда, был полон многозначительности и потуг на аристократизм. Столовое серебро, саксонский фарфор (этот фарфор Ма и Папито каждый год обсуждают вплоть до православного Рождества), и – вишенка на тортик! – тисненные золотом визитки возле каждого места. Чтобы, не дай бог, никто ничего не спутал и не уселся туда, куда не положено.
БЕЛЛА
ВИКТОР
ИЗАБО
АНАТОЛИЙ
СОФЬЯ
АННА
АРТЁМ
Четыре из семи визиток принадлежали нам, но плевать мне было на эти куски бумаги. На все, кроме одного, с надписью «ИЗАБО».
Она вернулась? Она приехала и сейчас войдет сюда? Как мы встретимся после ее отсутствия? – такого долгого, что я успела прибавить в росте целых четыре сантиметра. И много чего случилось еще, но единственное, о чем я думала тогда, – как же хорошо, что Анечко-деточко удалось отбояриться от брекетов! Брекеты – незакрытый гештальт Ма, чье детство пришлось на «совок». Без всяких брекетов и анестезии, зато с мышьяком и цементом в пломбах. Сама лишенная детских стоматологических радостей, Ма просто мечтала воткнуть мне брекеты в пасть, чему я активно сопротивлялась. Не без поддержки Папито:
– Не мучай ребенка, Соня. У неё и так ровные зубы.