- Прекратите эту балладу, - сказал Овцын.- Я устал слушать. Ступайте домой, Володя. И когда в следующий раз втюритесь в чужую жену, застегните душу на все пуговицы, как приличествует мужчине.
- Я не «втюрился» в вашу жену, я... - сказал Володя и осекся.
Овцын подождал, не закончит ли он фразу, потом поднялся и выплеснул остатки вина на земляной пол сарая.
- Что же вы сидите? - спросил он у Володи.
- Я еще побуду здесь, - ответил Володя.
- Амбросу надо спать, - сказал Овцын. - А советскому офицеру надо являться по утрам на службу свежим и готовым к ратным подвигам, а не притаскиваться из дешевого кабака, волоча ноги.
- Конечно,- сказал Володя.- Вы всегда правы.
Он поднялся, и они вместе вышли из сарая.
- Прощайте, - сказал Володя и медленно пошел к шоссе.
- Прощайте, - сказала Эра.
Уезжали в холодное, дождливое утро, и капли дождя смешались на лице Эры со слезами, когда она прижала к груди собаку Розу. Собака Роза все поняла и скулила, слизывая с лица Эры дождь и слезы. Потом она долго бежала за машиной, и слышен был ее визгливый лай.
- Задержимся у Серафимы? - спросил Овцын.
Эра держала у глаз платок.
- Все равно дождь, - сказала она сквозь слезы.
- Мы обещали.
- Неужели мы не можем не выполнить какого-то пустого обещания, если нам не хочется, если нам трудно?
- Не можем, - сказал он.
- Тогда заедем к ней... Конечно, надо заехать, - сказала она.
Они поднялись по осыпающейся тропинке, и Серафима Сергеевна встретила их со сдержанной радостью. Вряд ли она ждала, что случайные гости выполнят обещание. Вскоре она мягко, но недвусмысленно дала Овцыну понять, что у них с Эрой есть особый разговор и он тут лишний.
Лишний так лишний... Он надел плащ и пошел на бульвар, где под мелким, как пыль, дождичком гуляли люди, скоплялись у ларьков, фотографов и шашлычных, поднимали на память камешки, шишки, листья магнолий, кормили лебедей в прудах и дивились на чванливого павлина, распустившего пестрый хвост. И на пляже под бульваром были люди, не так много, как в солнечные дни, но порядочно.
Он дошел до пристани. Только что ошвартовалась сухумская «Ракета», из нее вываливались на берег растерянные экскурсанты, и он остановился у парапета, чтобы переждать этот поток. Свинцово-серое море, придавленное низким, косматым от облаков небосводом, ничем сейчас не отличалось по виду от осеннего Белого моря, от Балтики, да и от всех осенних морей, которые ему пришлось повидать. В будущем году экспедиция погонит суда на Амур. Наверное, осеннее Берингово море и осеннее Охотское море выглядят так же. Только увидит ли он эти моря?..
Овцын почувствовал на плече легкую руку и обернулся.
- Ты удивлен?- спросила Марина.
- Немножко, - сказал он.
- Рад?
- Несомненно. Мы с тобой никогда не ссорились, отчего же не порадоваться встрече?
- Это верно, - сказала Марина.- Нам не из-за чего было ссориться. Как живешь?
- В свое удовольствие, - ответил он. - А ты?
- Тоже радуюсь жизни.
- Ты похорошела, отрастила волосы.
- Заметил? - улыбнулась она.
- Ты не любила длинные волосы.
- И ты не любил. А мужу нравятся длинные волосы.
- Почему же ты одна? - спросил Овцын.
- Он остался в Сухуми ловить рыбу. У него такая страсть. Он целыми днями ловит рыбу.
- Соломон рассказал мне, что ты вышла замуж.
- Для этого я ему и написала, - отозвалась Марина. - Мне он тоже все рассказал. Ты счастлив?
- Счастлив.
- Вот и хорошо... Где Эра?
- Дома. Вернее, в гостях. Завтра мы улетаем.
- Мы позже... Какой противный дождь!
- Говорят, в такую погоду рыба хорошо клюет,- сказал он.
- Не язви так мелочно, - поморщилась Марина.- Он очень любит меня. И давно. Он полюбил меня еще раньше, чем мы с тобой встретились. Но он не такой бойкий в этих делах, как некоторые...
- А ты его любишь? - спросил он.
- Люблю, конечно, - медленно проговорила Марина.- Но боже мой, как много разных смыслов имеет это слово...
- Да, слово емкое, - согласился он. - Не всегда угадаешь, что человек имеет в виду, когда говорит «люблю».
- Скажи, Иван, а что ты имел в виду, когда говорил «люблю» той, первой?
- Не знаю, - сказал он и пожал плечами.- Вполне возможно, что ничего не имел в виду. Просто, когда ее увезли обратно в Краков, я попытался перейти польскую границу. Всю ночь перед ее отъездом мы проговорили по телефону. Она сказала, что тоже любит и будет ждать всю жизнь. А я был нетерпелив и поперся через границу. Она была терпеливее, и через четыре года ей удалось приехать в Ленинград. Вот и все.
- Почему все? - спросила Марина.
- Остальное я тебе уже рассказывал.
- После этого «остального» она уехала обратно?
- Не сразу... Но в общем уехала. И я не побежал через границу. И когда потом бывал в Польше, не летел прямо из порта на вокзал, чтобы взять билет до Кракова. И это хорошо, - сказал он.
- Это хорошо,- сказала она, взяла его под руку и повела по набережной, прочь от пристани.