Два апреля

Жилище Серафимы Сергеевны оказалось ухоженным, старомодным и очень милым. На веранде с тремя стеклянными стенами находилась кухонная утварь и швейная машина. В маленькой комнатке, застеленной дешевым ковром, только то, что нужно для отдыха: пышная кровать, небольшая кушетка, чтобы полежать, не раздеваясь, туалетный столик и тумбочка с

приемником, накрытым вязаной салфеткой.

Над кушеткой полочка с книгами. Пахло цветами и свежим бельем.

- Хорошо! - выговорила Эра, глядя на соблазнительную кровать.

- Давай умываться и переодеваться, - сказал Овцын. - Когда проходили мимо ресторана, я почуял, что там жарят барашка.

- Ох, - сказала Эра и опустилась на кушетку. - Что тебе стоит купить его и принести сюда.

- Нельзя, - покачал он головой. - Остынет по дороге.

- Все-то ты предусматриваешь, - вздохнула Эра, опустилась на колени перед чемоданом и стала доставать полотенце.

Они заказали так много еды, что не смогли съесть всего, несмотря на бутылку ароматного, в самую меру охлажденного Псоу. Но они не старались есть, и вдруг официант, похожий на итальянского киноактера Марчелло Мастроянии, величественно опустил на стол бутылку цинандали.

- Это зачем? - приятно удивилась Эра.

Официант указал поворотом головы:

- Прислали ваши друзья с того стола.

- Им две бутылки, - сказал Овцын, кивнув трем грузинам, обволакивавшим взглядами не столько его - и даже совсем не его, - сколько Эру. - А мне дайте счет.

После Псоу Цинандали показалось острым и терпким. Раснлатившись с Марчелло, Овцын сказал:

- Бежим.

- Зачем? - спросила она страдальчески. - Есть вино. И сыр. И курица. Я так хочу съесть эту курицу, но уже не могу.

- Бежим немедленно, - повторил Овцын и слегка повел головой в сторону стола, откуда прислали вино. - Сейчас они пришлют нам четыре бутылки, потом придвинут свой столик, и начнется вздымание тостов, пока не закроется заведение. Я знаю восточную манеру.

- Ах, зачем ты все знаешь! - вздохнула Эра.

Они спустились на улицу, в жаркий, пахучий вечер. Через бульвар, где с разных сторон слышалась шумная музыка, прошли на каменистый пляж, темный и совсем пустынный. Волны с рокотом набегали на камни и откатывались шипя.

- Какие мы молодцы, что приехали сюда! - говорила Эра. - Ты всегда делаешь так, чтобы мне было хорошо. Ты всегда будешь делать так, чтобы мне было хорошо?

- Всю жизнь, - сказал он.

- Не ври, - сказала она. - Не может человек всю жизнь делать только хорошее.

- Я постараюсь.

- Это другой разговор... Хочу купаться.

- Давай купаться.

Она быстро сняла платье и бросилась в воду.

Он едва не потерял ее из виду, пока догнал. Держась за руки, они лежали на упругих волнах и смотрели в звездное небо. Здесь, далеко за буйками, ограничивающими разрешенное для купания место, музыка с берега была едва слышна, она стала мелодичной и таинственной; казалось, что музыка доносится со звезд, где, конечно, тоже живут люди и тоже любят друг друга, тоже радуются жизни и слушают свою таинственную музыку... И тоже, конечно, считают, что не стоит думать о печалях и невзгодах, пока они не придут своим непреложным путем; а когда они придут, не стоит впадать в отчаяние, потому что они уйдут своим непреложным путем, - и снова будет радость, и так до конца, пока не замкнется очерчиваемый тобою в космосе круг.

Гул идущей с юга «Ракеты» вывел из забытья, они разомкнули руки и поплыли к берегу; и когда вышли на камни, около одежды сидел и покуривал военный с автоматическим оружием на коленях.

- Ну что? - спросил военный. - Отвести вас куда следует за нарушение? Сколько вам уже объясняли, что нельзя ночью купаться.

- Мы не здешние, служивый, - сказал Овцын.

Он прекрасно знал, что ночью на берегу находиться запрещено. - Не веди нас никуда, лучше возьми штраф.

- Что я, милиция? - обиделся военный. - Ладно, ступайте. В следующий раз не посмотрю, что нездешние. Так и отведу, как есть, в голом виде. Вообще-то я боялся, что кто утонул, - улыбнулся пограничник, встал, закинул автомат за плечо и пошел своей дорогой, похрустывая сапогами по гальке.

- Симпатичный солдатик, - сказала Эра, посмотрев ему вслед.

- Выпадают такие дни в жизни, когда все люди симпатичны, -улыбнулся Овцын. - Абсолютно все человечество, исключая китайских догматиков.

Когда поднимались по крутой тропинке к обиталищу доброй Серафимы Сергеевны, Эра не разрешила ему поймать светлячка.

- Думаешь, светлячку хочется умирать в такой вечер? - сказала она.

«Глупышка, разве это зависит от погоды?» - подумал он.