На спину ей легла рука, и Джульетта повернулась, чтобы посмотреть на отца, который широко раскрытыми глазами смотрел на открывающийся вид. Раф защищал глаза от яркого солнца, его выдохи затуманивали шлем. Ханна улыбалась, глядя на прижавшуюся к ее груди выпуклость, пустые рукава ее костюма развевались на ветру, когда она обнимала своего ребенка. Риксон обхватил ее за плечи и уставился в небо, а Элиза и Шоу вскинули руки вверх, словно могли собрать облака. Бобби и Фитц на мгновение отложили кислородный баллон и просто смотрели в одну точку.
Позади ее группы из стены пыли вынырнула еще одна. Тела пронзали пелену - и изможденные трудом лица озарялись удивлением и новой энергией. Одной фигуре помогали идти, практически несли, но вид цветного мира, казалось, придал им новые силы.
Оглянувшись назад, Джульетта увидела стену пыли, уходящую в небо. Вдоль всего основания рушилось все живое, что осмеливалось приблизиться к этой удушающей преграде: трава превращалась в порошок, редкие цветы становились коричневыми стеблями. В открытом небе закружилась птица, казалось, изучая этих ярких нарушителей в серебристых костюмах, а затем ушла в сторону, избегая опасности и скользя в синеве.
Джульетта почувствовала, что ее тоже тянет к этим травам и прочь от мертвой земли, из которой они выползли. Она помахала рукой своей группе, просигналила, чтобы они шли, и помогла Бобби поднести бутылку. Вместе они зашагали вниз по склону. За ними последовали другие. Каждая группа останавливалась так, как, как Джульетта слышала, обычно шатаются чистильщики. Одна из групп несла тело, хромой костюм, и выражение их лиц сообщало мрачные новости. Во всем остальном царила эйфория. Джульетта чувствовала ее в своем кипящем мозгу, который планировал умереть в этот день; она чувствовала ее на своей коже, на забытых шрамах; она чувствовала ее в своих усталых ногах и ступнях, которые теперь могли шагать к горизонту и дальше.