Не отнимая руки, Соломон сказал ласково, насколько это может незнакомый мужик, доведший тебя до слез в твоей же заблеванной кухне:
– Ты сам не знаешь, что говоришь. Иди, иди. А я пока приберусь тут немного.
Теплый душ помог. Пульс выровнялся, раны на руках стали выглядеть много лучше – стерильнее, царапины на спине затянулись, даже ногти как будто бы подравнялись сами собой. Когда я вернулся в кухню, Соло с любопытством листал Евангелие, как какой-нибудь таблоид. Он ухмыльнулся:
– А говорят еще, что ессейство – ересь.
Увидев меня, он возвратил книгу на место и достал инструмент – золотой ритуальный наждак с шестиконечной звездочкой, выгравированной у основания.
– Это еще зачем? – удивился я.
– Облагородить твои зубы. – Одной рукой фиксируя мою голову у подбородка, пальцем другой руки он отстранил нижнюю губу и осмотрел челюсть. – Клыки недостаточно острые.
Я отстранился.
– Чего-о?
– Того. А ты думал? Сами отрастут? За качество не переживай. В прошлой жизни я профессиональный дантист, помнишь?
Пока наждак стачивал зубы, слезы резали мне лицо. Полость рта заполнялась костяной пылью. Процедура была мучительнее некуда, но когда все закончилось, я первым делом улыбнулся – заценить, что из этого вышло. И вышло, надо сказать, неплохо. По совету зубной феи, я переоделся во все черное, после чего, за каких-нибудь полчаса, без пересадок, мы добрались до Покровки – самого сердца ночного города.
– Смотри на это, как на своеобразный обряд посвящения, – говорил Соло. – Только вкусив крови своей первой жертвы, ты станешь полноправно бессмертным. С оговорками, разумеется. Если, например, перестанешь пить – рискуешь умереть от гипоксии. Или прикончит сумасшедший фанатик, что-то вроде охотника на вампиров, но намного тупее, чем рисуют в кино.
– Что, такие бывают?
– Встречаются все реже и реже, и все же встречаются. Время не то. Теперь уже никто не верит в вампиров, как и ты не верил всего каких-нибудь пару дней назад. Мы выигрываем от человеческого невежества. А те, кто верит – в основном безобидны: машут распятьями, кричат молитвы, – здесь Соло улыбнулся и потрепал меня по плечу, припоминая недавнюю лажу с Евангелием при моем участии, – чертят спасительный круг, опрыскивают святой водой и все в таком духе. И все-таки, следует сохранять осторожность. Если у такого гоя за пазухой окажется осиновый кол или, скажем, серебряный нож… Короче говоря, все может быть. Но ты не забивай пока себе этим голову…
Яма – самый шумный, самый прóклятый сквер в самом злачном районе столицы – святая святых человеческого порока. Теперь она доживает последние дни. По совместному проекту мэрии и РПЦ, ее решено снести со дня на день, и превратить в очередной храм. Ночью сюда приходят выпить и найти на задницу приключений, затевая драки, а иногда даже оргии, не давая спать жителям соседних домов. Полиция выставила вокруг ограждения, но толпе плевать на любые стены, и ночные посетители Ямы занимают места вблизи арены третьеримского Колизея. Плевать и ментам, хоть те и патрулируют сквер круглосуточно, но все-таки больше для вида, для поддержания иллюзии контроля. Сюда то мы и явились, чтобы разыскать мою самую первую жертву.
– Представь, что ты приговорен к смертной казни, и за тобой остается право последней трапезы. Ты можешь выбрать абсолютно любое блюдо, но помни – этот ужин останется с тобой до конца твоих дней. В любом случае, – Соло уронил взгляд в циферблат наручных часов. – Советую успеть до восхода. На рассвете жажда станет невыносимой, а охота практически невозможной. К тому же солнце отныне, один из твоих врагов. По возможности, всячески остерегайся его лучей. В их свете, ты будешь становиться слабей. Хотя, куда еще слабей, да?
С этим, Соломон обернулся вороном и уселся дразнить патрульных на крышу полицейского автозака. Я же, заприметил в толпе Лену Нехорошеву – знакомую по одной из здешних же рюмочных, которая в свое время, не скрывая, глумилась надо мной, по поводу смерти моей возлюбленной Нади. Публика, как и положено, переговаривалась исключительно матом. Из принесенного кем-то портативного проигрывателя, шумно играла электронная музыка, судя по костлявой кисти руки, вращающейся вместе с пластинкой, купленная у моего приятеля Макса Танцева.