— Это…м-м-м…это душка. Маленькая такая еловая палочка, которая вводится внутрь корпуса скрипки и ставится между деками под нижнюю часть струнной подставки, примерно вот сюда, — Анатолий Иванович аккуратно ткнул пальцем в то место, где должна стоять душка. — Это очень важный элемент во всей конструкции, от него зависит звук инструмента. Знающие люди говорят, что само название этой маленькой палочки происходит от слова «душа». И это так, душа не на месте, и скрипка не звучит, а страдает. Как человек почти. Вот так. Обычно, если душки выпадают, то остаются внутри скрипки. А здесь её нет. Это к вам вопрос: куда девали, пока хранили скрипку?
— Точно! Была такая. Как огрызок карандаша, — вспомнил Евгений. — Но куда она делась, честно слово, не скажу, годы прошли.
— Да это и не важно, — спокойным наставническим голосом проговорил Анатолий Иванович. — Сделаю новую, лучше, чем была. Главное, чтобы душка была на месте. И тогда ваша скрипка зазвучит так, как когда-то она пела в руках вашего отца. Если бы вы знали, как я ему завидовал, ведь я пиликал, страшно вспомнить, на каком-то кривом бревне с треснувшей подставкой и безобразным смычком, произведёнными на уже давно закрытой одесской фабрике. Вы беспокоитесь, что ваш подарок не понравится дочери? А давно ли она обучается игре на скрипке?
— Уже четыре года, в ансамбле иногда солирует.
— В таком случае она благодарить будет вас за такой замечательный подарок. Как можно солировать на китайских фанерных коробках? Скрипка — это ведь даже не гитара, к которой гораздо меньше требований, скрипка — это какой-то невероятный собственный музыкальный мир, погружаясь в который, не побоюсь сказать, постигаешь Бога. Не меньше, Женя! Так вы согласны на моё предложение? Другое я просто не приму.
— Не знаю. Согласен, наверное, — неуверенно протянул Евгений, слегка заикнувшись на букве «н». — Мне лишь бы дочке понравилось.
— Хм… А давайте сделаем так. Сейчас мы с вами расстаёмся, а как ваш инструмент будет готов, вы приедете за ним ко мне вдвоём. А уж я постараюсь организовать встречу вашего сложного ребёнка и передачу ей скрипки Льва Горшкова так, чтобы для неё это было и приятно, и незабываемо. Она ведь никогда не бывала в гитарной мастерской, не видела этой тайной лаборатории, где зарождаются звуки музыки.
— В принципе, вариант. Главное Оленьку уговорить, понимаете? Там ведь и бабушка не в ту сторону стимулирует её мозги, и своих тараканов — хоть отбавляй, да и самому бы в себе разобраться и со своей девушкой тоже…
— Если могу быть чем-то полезен— звоните. И уж извините, что не стал побуждать вас к глубоким откровениям на сложные семейные темы. Вижу, что вам тяжело и без них, а я вовсе не психолог, порой себе не в состоянии дать дельный совет.
Анатолий Иванович набросил на плечи свой чёрный рабочий халат, показывая клиенту, что разговор подошёл к концу и пора прощаться. Евгений это сразу понял, поставил пустую кружку на край верстака, пожал руку мастеру и достал из портмоне новую пятитысячную купюру.
— Это аванс, Анатолий Иванович.
— Мы о цене, вроде бы, не договаривались. Не бросайтесь деньгами.
— Отказа я не приму, — твёрдым звонким голосом сказал Евгений. — Тем более, что вы взяли на себя обязательство провести куда более сложную работу, чем ремонт скрипки — это сделать небольшой праздник для Оленьки. Она ведь разучилась ценить хорошее. Весь мир для неё — плохой. Постарайтесь, пожалуйста, Анатолий Иванович. Кстати, я тоже плохой психолог, ещё хуже детектив, но кое-что заметил. Судя по обстановке на кухне, в мастерской, по вашим помятым брюкам, недомытой кружке где-то и у вас не всё в порядке в отношениях с женщиной. Угадал?
Мастер скромно, словно виновато, улыбнулся, растянув на всю ширину худого лица свои густые поседевшие усы. «Почти», — подумал Анатолий, но не ответил. Чаепитие завершилось умиротворяющим и многообещающим консенсусом. Этого на сегодня было достаточно.
Когда Анатолий Иванович был просто Толей, он ещё не знал, что станет музыкальным мастером. Вряд ли кто-то в беззаботном детстве может предсказать, куда заведёт его кривая многообещающей жизни. Кто-то мечтал быть космонавтом, кто-то дипломатом, писателем или футболистом, а Толя мечтал стать гитаристом в каком-нибудь известном на всю страну вокально-инструментальном ансамбле. Или создать свой ансамбль, такой, как его любимые «Поющие гитары» или неподражаемые «Песняры», только ещё лучше, чтобы солидно, а не однотипно по-советски прозвучать на всю великую страну. И обязательно прославиться там, на таинственном и неизвестном Западе.