А у кого она есть? Блядь, да она жива и знает об этом. Говорит, как и раньше, нараспев, изумленно таращит глаза по поводу любой мелочи, чего угодно — моей прически, например. Да, ей по-прежнему доступно то, что не покидало ее все эти годы: часть ее памяти осталась неповрежденной, и хотя я желал расправиться с теми, кто в этом виновен, смаковал свою злобу, и мне казалось, что я никогда ее не утолю, — но когда я бывал рядом с ней, с ее кожей и струящейся под ней кровью, ненависть моя испарялась.
От бассейна донеслась новая музыка.
— Ой как я люблю эту песню, — сказала она и повела головой туда-сюда.
Наконец, в данном издании учтено требование автора, чтобы все предыдущие эпиграфы, а именно: «Неумирающая жажда сердца — быть полностью изведанным и прощенным» (Г. Ван Дайк); «[Мои стихи] могут задеть умерших, но умершие принадлежат мне» (Э. Секстон);
«Не всякий мальчик, брошенный к волкам, вырастает героем» (Дж. Барт); «Все будет забыто и ничего нельзя будет поправить» (М. Кундера); «Почему бы просто не написать, как все было?» (Р. Лоуэлл)[5]; «О-го-го, смотрите на меня! Меня зовут Дэйв, и я пишу книгу! В ней будут все мои мысли! Гы-гы!» (Кристофер Эггерс) — были сняты, потому что он никогда не относил себя к тому типу людей, которые пользуются эпиграфами.
Признательности и признания
В первую очередь автор хотел бы выразить признательность своим друзьям в НАСА и Корпусе морской пехоты США за большую поддержку и неоценимую помощь в технических аспектах этой книги.!Les saludo, muchachos![6] Еще он хотел бы выразить признательность многим людям, которые весьма расширили смысл слова «благородство», дав согласие на появление в этой книге их реальных имен и поступков. Вдвойне это относится к родственникам автора и особенно к его сестре Бет, чьи воспоминания о многих событиях были живее воспоминаний самого автора, и втройне — к Тофу (произносится через долгое «о») по очевидным причинам. Старший брат автора, Билл, не упомянут здесь отдельной строкой, потому что он республиканец. Автор хотел бы признать, что в красном он выглядит плохо. Плохо он выгладит также в розовом, оранжевом и даже в желтом — он ведь не весна. Кроме того, еще год назад он считал, что Ивлин Во — женщина, а Джордж Элиот — мужчина[7]. Далее: автор, а также все, кто причастен к созданию этой книги, хотели бы признать, что да, в настоящее время, возможно, пишется слишком уж много книг мемуарной направленности, и книги такого рода о реальных событиях и реальных людях, в противоположность тем, где все персонажи и события выдуманы, по сути своей гадки, нечестны, подлы и низки, но все-таки хотел бы напомнить, что все мы, бывает, творим вещи и похуже — и как читатели, и как писатели. ИСТОРИЧЕСКИЙ АНЕКДОТ: когда автор находился в процессе сочинения этого… этих, ну, допустим, мемуаров, с ним как-то раз заговорил один его знакомый в ресторане/баре с восточной атрибутикой — в тот момент, когда автор поглощал полную тарелку ребрышек с картошкой, зажаренных по-французски. Человек, заговоривший с автором, сел напротив, стал расспрашивать, как дела, что новенького, над чем он сейчас работает и т. д. Автор ответил, мол, ну как же, как же, он сейчас работает над одной книгой, бу-бу-бу. Отлично! — сказал знакомый, одетый в блейзер, казалось, сшитый (или все дело было в освещении?) из пурпурного велюра. А что за книга? — спросил знакомый. (Давайте назовем его, скажем, Освальдом.)