Душегубы

— Какие проблемы в этом плане? — спросил Рублик. — Может, расходы потребуются?

— Сложный вопрос, — перемигнувшись с братанами, хмыкнул Жека. — Неоднозначный.

— Давайте будем думать… — начал Рублик, но тут неожиданно стол с яствами и бутылками подскочил, пол в зале дрогнул, люстра качнулась, а затем из-за стен долетел раскатистый грохот.

Мгновенно погас свет.

— Что за е-мое? — рявкнул Рублик.

— Ни хрена не вижу! — пробухтел Жека. — И зажигалка куда-то слетела…

А затем тьму дважды рванули оранжевые всплески и послышались глуховатые хлопки: дут! дут!

— А! — короткий вскрик, жалобное бряканье посыпавшейся со стола посуды, звон разбивающегося стекла, грохот упавшего набок стола, тяжелый шмяк повалившегося тела.

— Э, сюда! — заорал кто-то из спутников Рублика.

— Проспали, козлы! — взвизгнул другой. Снизу уже топотали ботинки охранников, кто-то зычно гаркнул:

— Фонарь давай, япона мать! Ни хрена не разглядишь…

— Кухню! Кухню перекрой!

Минут через пять луч фонаря прорезал темноту.

— Владимир Терентьевич! — позвал кто-то из охранников.

— Тут он, — отозвался Жека, лежа на полу.

Ворвавшиеся в зал охранники Рублика подскочили к опрокинутому столу, двумя или тремя фонарями осветили всех лежащих на полу.

— Все живы?

С пола поднялись пятеро из шести. Рублик был недвижим.

Точно в центре его лба кровянилась круглая дырочка. Один из охранников поднял безвольную руку, сдвинул рукав, пощупал пульс…

— Наповал, — сообщил он, — вторая в спину… При свете фонаря на желтой рубахе Рублика было хорошо заметно кровяное черно-багровое пятно.

— Кто стрелял-то? — Вопрос был резонный, но отвечать на него никто не торопился.

— Мужики, это не мы, честно, — произнес Жека, — мы без пушек.

— А кто же, биомать?

— Поймешь тут, когда такая темень…

— Что там грохнуло-то?

— Неясно. Вроде трансформаторная будка взорвалась…

— Взорвалась или взорвали?

— Думаю, взорвали.

— Шуруйте, шуруйте, мужики! Может, он еще здесь прячется?

— Нашел!

Свет фонарей скрестился на одном из охранников, стоявшем в двери туалета с буквой «Ж». Он держал в руке ведро и халат, какими обычно пользуются уборщицы.

— Директора сюда! За шкирман волоките!

— Нету его, он еще в десять домой уехал.

— Тогда старшего мэтра, бля, живо!

— Селиван, менты на подходе… Поспокойней надо. Они сейчас сами директора поднимут и всю шушеру допросят.

— Какая падла их вызывала, а?

— Да никакая. Грохнуло чуть не на весь район. Хочешь не хочешь — проснешься. Тем более что ближайшая ментура — в двух-трех кварталах отсюда.

— Ни у кого ничего лишнего при себе? Живее соображайте, козлы!

— Жека, у тебя сто грамм дури в карманах не завалялось?

— Ты пошучивай, ботало, с мамой своей!

— Это кто ботало, пидор гнойный?!

— Уймись, фуфло! Без грызни. Смотрите, чтоб мусора ничего не подкинули. Кого подденут — штрафану на сумму залога. Не матюкаться, не вякать, не отмахиваться. Все поняли, блин?

Во дворе, выезд из которого перегородил омоновский автобус, рослые молодцы в сером камуфляже уже наводили шмон.

— Руки на капот, ноги шире! Шире, я сказал!

— К стене, проглот! Пальцы веером, на стенку!

— Начальник, я сам иду, без нервов…

— Лежать! Не дрыгаться!

— Да вы чего, в натуре? Я ж не упираюсь, на фига палкой?

— Для страховки…

Другая группа, вломившаяся через главнуй вход, расшвыривая мебель, пронеслась на второй этаж, в малый банкетный. Фонарей прибавилось. В смысле — света.

— Всем оставаться на местах! Приготовить документы для проверки… О, господин Селиванов! Давно не виделись, правда?

— Рад вас видеть, товарищ майор. Оперативно отреагировали. Видите, какие дела творятся?

— Стало быть, не уберегли? Ай-яй-яй! Бедный Владимир Терентьевич. Говорили же ему, предупреждали…

— Надеюсь, вы нас-то не подозреваете, товарищ майор?

— Строго говоря — нет. Но досмотреть вас надо. Давайте к стеночке, спокойненько, без нервов. Никто разрешение на пушку дома не забыл? Ножички там с фиксаторами, баллончики CS ни у кого по карманам не залежались? Вообще-то, вы ребята умные, но служба есть служба…

ВЕСЕЛЫЕ ВЕСТИ

— Ну, Семеныч, ну, ас! — восхищался Рындин, наводя на торжествующего Иванцова объектив фотоаппарата. — С первого выстрела, а? Ну кто скажет, что прокуроры хуже чекистов стреляют?

Иванцов, горделиво подбоченясь, поставил ногу на тушу убитого лося, упер в шерстистый бок зверя приклад своего «тигра» с мощной оптикой и изобразил нечто вроде старинного ружейного приема «на караул по-ефрейторски».

— Килограммов пятьсот мясца, — оценил Теплов. — А то и больше.

— А ведь он, сукин сын, — вздохнул Рындин, — сначала на мой номер вышел. Далеко только было. Мне бы тоже надо было «сайгу» взять, а не «зауэра». Тогда б я его и за двести метров достал.

— Ну что, Андрей Ильич, заснял? — спросил Иванцов. — Слезать можно?

— Погоди-погоди! Давай я тебя еще с супругой запечатлею! Ольга Михайловна, прошу!

Иванцова, румяненькая и помолодевшая на морозце, в белом дубленом полушубке, изящных валяных сапожках, лыжной шапочке и стеганых брючках, при патронташе и с охотничьим ножом у пояса, при небольшом, штучной работы, ижевском ружьишке, засмущалась:

— А я-то при чем? Я ж не стреляла…