— Слушай, а зачем ты обратно перелез, а? Он здоровый, не раненый. Ему сорок лет, а тебе пятьдесят — прожил бы дольше.
— Я тебе объяснял, а ты не понял.
— Нет, я понял. Если обратно не перелезть, то крыша поедет. Но ты сказал, что двенадцать часов можно жить. Надо опять перелезть — еще двенадцать часов поживешь без раны.
— Очень сложно. Вот ты когда-нибудь переодевался в чужую одежду? Может, и получше, и поновее, и не рваная — а не своя. Не тот размер, не тот рост. Под мышкой жмет, штаны спадают. Пахнет чем-то не тем, неизвестно, что в карманах лежит. Свое, пусть и потертое, приятней.
— Очень понятно объяснил! — кивнул Наим. — Я тоже не люблю чье-то ношеное надевать.
В это время заворочался Фрол; Он ощутил наручники, замычал заклеенным ртом, замотал головой под мешком.
— Что с ним делать будем? — спросил Наим.
— Обратно в кузов отнесем.
— Там девушки две есть, напомнил Наим, — медсестры. Они ему подчинялись, а тебя настоящего не видели. Проблема будет.
Сорокин ненадолго задумался.
— Ладно, проблема невелика. Сходи, разбуди Таню, пусть прикажет солдатикам этих девочек нежно обнять и надеть им браслетки.
— А мешки, заклейку делать?
— Наверно, не обязательно. Куда они отсюда денутся? Похрюкала рация, лежавшая все еще в кармане у Фрола.
— «Газель», долго стоять будем? Моторы стынут, — забеспокоились с «буранов».
— Сейчас, погодите минут пять. Не застынете, — проворчал
Сорокин и забрал рацию из кармана у Фрола, который притих, по-видимому, прислушиваясь к обстановке. Наим вылез из кабины и пошел к заднему борту…
Пока происходили эти события в кабине, в кузове «газели» жизнь вовсе не замирала. Катя и Настя, пригревшиеся было около Фрола, после его ухода с Наймом почуяли холод.
— У, блин! — проворчала Катерина. — Надо было этому козлу все разворошить. Так тепло было — и вот поперлись куда-то…
— Может, эти снегоходы заглохли? Вот влипнем, так влипнем…
— Сплюнь, дура! Это ж Сибирь, тут вообще никого. Нас и не найдут ни за что.
— И с чего это Фрола понесло? Скорешился с какими-то, наших подставил и кинул…
— Тебя не спросил. А нам надо сидеть и не рыпаться. И сказать «спасибо» за то, что с собой взял, а не бросил. Между прочим, когда Курбаши в прошлом году накрылся, Фролу самое оно было нас пришить. Чтоб мы не трепались, если приберут. А он нас не только из ментуры вытащил, но и при деле оставил.
Думаешь, он других медичек не нашел бы?
Со скамейки, примыкавшей к кабине, где сидели пленники, послышалось настырное мычание.
— Не ори, — буркнула Катя, — все равно не отпустим.
— Между прочим, — заметила Настя, — пока стоим, давно бы сходить могли. В смысле «мальчики — налево», «девочки — направо». Ехать еще неизвестно сколько…
— Уй, еще не хватало из кузова вылезать, тут хоть надышали, а там холодрыга собачья. Еще простудишь чего-нибудь…
— А если лопнет? Это лучше?
Со скамейки пленников опять послышались возня и мычание.
— Заткнешься ты или нет, паскуда? — рявкнула Катя. — Все, Зинуля! Начальство твое накрылось. И не хрюкай больше…
…Василию Лопухину, сидевшему рядом с Зинаидой, в туалет не хотелось. Непосредственно после посадки в Нижнелыжье Сарториус, выступавший в образе Фрола, организовал «оправку». Но зато ему дьявольски хотелось почесать нос. Поскольку руки у него были скованы за спиной, а на физиономии — мешок, то сделать это оказалось довольно сложно. Вася попробовал потереться носом о плечо сидевшей рядом Зинаиды. Та поняла это как-то не так и отпихнула Васю плечом. Тогда Вася повернул голову и почесал нос о плечо Клары Леопольдовны. Та была в полной прострации и ничего не заметила. Но вот Лопухин в результате этой операции совершенно неожиданно обнаружил, что отклеился уголок пластыря, налепленного ему на рот. Сначала показалось, будто это ничего не значит. Но когда Лопухин, хотя нос у него больше не чесался, еще пару раз потерся лицом о плечо безучастной Клары Леопольдовны, то оказалось, что пластырь отклеился больше, и теперь можно попробовать просунуть кончик языка. Вася маленько отмочил слюной пластырь, а затем опять потерся. На сей раз ему удалось освободить уже полрта. Еще один повтор — и Вася понял, что может даже произнести кое-что. Он повернулся к Зинаиде и прошептал:
— Зин, ты меня слышишь? Качни головой влево!
Баринова сделала требуемое движение и немного тюкнула головой Васю.
Лопухин прошептал: