Анна не отвечала, содрогаясь от слез. Катерина гладила ее рассыпавшиеся по спине волосы. Через плечо сестры смотрела на круглый прикроватный столик, покрытый кружевной салфеткой. На ней, аккуратно прислоненный к статуэтке Венеры Милосской, стоял большой фотографический портрет мужчины в военной форме. Катерина заинтересованно всмотрелась в высокую фигуру с широким разворотом плеч, в твердое ястребиное темноглазое лицо. Вполголоса спросила:
— Аня, это… он?
— Девочка, не стоит рисковать впустую, — сказал Грек, глядя сквозь приспущенные занавески гостиничного номера на серое дождливое московское утро. — Я уважаю твои чувства, сестра есть сестра, но… Мы ничем ей не поможем и просто погорим безо всякой пользы. А поскольку это не цацки с магазина, а, как ты говоришь, государственные бумаги, то и спрос с нас будет… по-государственному. Прости, детка, но я не в доле. Каждый должен заниматься своим. Я — честный марвихер, а не шпион. В мои годы менять ремесло смешно.
— И черт с тобой, — холодно ответила Катерина, глядя в сторону, чтобы Грек не заметил бешенства в ее глазах. — Ты прав, это дело семейное, я справлюсь сама.
— Дура! — взорвался вдруг Грек так, что Катерина от неожиданности подскочила. И тут же взвился сидящий верхом на стуле Валет:
— Не ори на нее, рукопомойник!!!
— Кто тебе тут рукопомойник, сявка немытая, язык отрежу, — нежно пообещал ему Грек, поднимаясь с кровати.
Валет с готовностью вскочил, и Катерине тут же вспомнился ночной разговор с сестрой. Господи… неужели правда?..
— Хватит!!! — рявкнула она, оба вора замерли и обернулись к ней. — Идите к чертям! Я все сделаю одна, а вы — проваливайте!
— Я останусь, — буркнул сквозь зубы Валет, неохотно возвращаясь обратно на стул.
Грек внимательно посмотрел на него, чуть усмехнулся. Повернувшись к взбешенной, тяжело дышащей Катерине, серьезно произнес:
— Детка, пойми, что умные люди не бегают по рельсам навстречу паровозу. Я знаю того фраера, про которого ты говоришь, это солидный фраер. Я скакать поперек его дорожки не рискну. И тебе это тоже не будет интересно. Кроме того — вспомни, ты ему должна, он отмазал тебя от каторги…
— Я его об этом не просила! Я хотела другого! Он меня не отмазывал, а просто обманул! И к тому же, Грек…
— Малышка, прости, но я ухожу. Я еще давно тебе говорил: работаем вместе, горим врозь.
Она шумно выдохнула, скрестила руки на груди и принялась размашисто, по-мужски мерить шагами гостиничный номер, отчаянно сожалея, что у нее кончились папиросы. Грек молча снял с вешалки пальто и шляпу, обернулся с порога, улыбнулся Катерине, ответившей ему яростным взглядом, и тихо вышел за дверь.
— Можешь и ты проваливать, — мрачно разрешила она Валету, который, по-прежнему сидя верхом на стуле, молча наблюдал за тем, как любовница мечется по комнате. — Я серьезно говорю, без понта и обид.
— Вот так бы в морду и дал лахудре… — хмуро сообщил в ответ Валет, вставая и насильно ловя ее за плечи. — Дура ты дура, куда ж я от тебя денусь? Смотри, Катька… Грек — он ведь правду сказал. Дело гиблое, ни на грош фарта не будет. Ты на каторгу уйдешь, и надолго, а я… я на Сахалин. Оттуда не бегают.
Катерина повернулась к Валету, внимательно и уже без ярости взглянула в его лицо.
— Я не дура, Сережа. И это все не хуже тебя знаю. Прости меня, ты прав. Уезжай в Одессу, я попробую сама. Не перебивай! — оборвала она открывшего было рот подельника. — С Сахалина я тебя не вытащу, это верно… А сама с каторги, если надо будет, подорву. А если нет… что ж, значит, судьба. Да пойми же ты, пойми, не могу я Аню вот так оставить! Она сестра мне! Она меня столько раз спасала. Если б не Аня — я бы уже пятый год в тюрьме сидела за то, что брата живьем в доме сожгла! Не могу я ее бросить, ей, кроме меня, никто сейчас не поможет!
— И ты не поможешь, дура! А одну я тебя не пущу! Погорим ясным пламенем и сестрицу твою не вытащим! — убежденно сказал Валет. Но, увидев упрямые, полные решимости глаза подруги, шумно вздохнул, опустил голову и снова сел на стул. — Ох ты, Катька… Послал ведь вот господь маруху… Не судьба мне, видать, на воле погулять с тобой. — Он еще раз протяжно, с искренней тоской вздохнул. — Бог ты мой, как обратно-то не хочется… Катька, ты не обессудь, но, ежели меня возьмут, я застрелюсь. Не поеду на Сахалин, душа не стерпит!
Катерина задумалась. Затем повернула к подельнику сумрачное лицо.
— Поступай как знаешь, но тогда меня вперед застрели. Потому что я без тебя тоже долго не проживу. И — хватит об этом. На фарт молись, он и спляшет. Давай подумаем, как дело работать. Анциферов живет в Лопухинском переулке, это на Пречистенке…