Душа Пандоры

После их с Хароном возвращения из Эфира, после памятных слов Никиаса никто больше не говорил. Его голос, однако, до сих пор звучал в голове Деми, словно песня, которую повторяли снова и снова, исключительно для нее. Слова, пропитанные ненавистью и ядом, оставили следы в ее сознании. Нет, не следы — шрамы.

Харон перенес их в какую-то комнату. Никиас, велев ждать, почти сразу же исчез за дверью. Казалось, он просто не мог находиться в одной комнате с Деми, хотя истинные его чувства разгадать было невозможно — их надежно скрывала маска. Он будто намеренно поворачивался к ней именно этой, пугающе-черной стороной.

Деми надоело молчать. Она пресытилась зреющим в ней ужасом, что с каждым мгновением становился лишь сильней. И до наступления вечера — если только время в обоих мирах двигалось с одинаковой скоростью — времени оставалось все меньше. Она должна была узнать все. Немедленно.

— Я — Пандора.

— Да, — после секундной паузы отозвалась Ариадна. — Очередное ее воплощение.

Но она никак не могла быть той самой Пандорой, по глупому любопытству открывшей ларец, что заключил в себе все беды мира и одинокую надежду.

— Это какая-то ошибка, — упрямо заявила Деми. — Я обычная…

Она стушевалась. Ариадна смотрела участливо, что придавало сил.

— Не знаю, за кого вы меня принимаете, но я — Деметрия Ламбракис…

— Неважно, какое имя тебе дали. Важно лишь имя твоей души.

— Имя души? — растерянно переспросила она.

— Как и я, как большинство смертных, живущих в Элладе, ты — инкарнат. В отличие от богов, ты, конечно, смертна, но душа продолжает жить и после смерти тела… Разве Изначальному миру об этом неведомо?

— Подожди, — мучительным тоном выдавила Деми. — Мне нужно… Просто остановись.

Ариадна, глядя на нее своим ясным, понимающим взглядом, послушно сомкнула губы — чуть более нарочито, чем требовалось, чтобы просто замолчать.

— Почему тот парень в маске… Никиас… говорил про какой-то сосуд?

— Пифос, — уточнила Ариадна. — Тот, который ты открыла.

— А мы говорим «ящик Пандоры», — пробормотала Деми.

Мысленно обругала себя — разве это сейчас важно? Отчего ее внимание заострилось на таком пустяке? И вдруг поняла: рассудку, который грозил расколоться на части, нужны эти детали — малозначительные на масштабном полотне происходящего. Потому что если взглянуть всей этой сумасшедшей правде в глаза, легко и самой стать сумасшедшей.

— Вероятно, кому-то из ваших умельцев перевод с древнегреческого на современный оказался не под силу, — с усмешкой заметил Харон.

Снова повисла тишина. И если перевозчик душ в коконе молчания чувствовал себя комфортно, а Ариадна покусывала губы, из-под пушистых светлых ресниц поглядывая на Деми, то сама она места себе не находила. Тряхнув головой, через окно взглянула на небо. Молнии были заметны сквозь пелену туч, а вот монстры, которыми кишел Эфир, к счастью — нет.

— Гром и молнии… Это ведь оружие Зевса?

— Верно. То, что ты видела там — его воплощение, — сказал Харон. — Так близко, как тогда, к богу ты никогда больше не будешь.

У Деми по спине пробежали мурашки. Она стояла на одном поле боя с Зевсом, пускай даже не видя его…

— Выходит, он сражается с собственным сыном, — медленно произнесла она. — И, по совместительству, с богом войны… А вы…

— Мы, разумеется, на стороне Зевса, — обронила Ариадна, опережая ее вопрос. — Мы бы сражались, но у нас своя цель. Своя… миссия.

— Какая? — устало выдохнула Деми.

— Найти Пандору.

— Это я уже поняла, но… зачем?

Харон и Ариадна обменялись недоуменными взглядами. Может, ответ был очевиден для них, но только не для Деми. Слишком много чуждости, странностей… и алого безумия за неполный день.

— Найти пифос. Открыть его. Выпустить то, что осталось на дне. Что спустя века ожиданий люди называют просто надеждой.

— И что же это?

— То, что переломит ход истории, ход войны. Элпис — дух, само воплощение надежды. Свет, несущий в себе невиданную доселе, сильнейшую в мире магию. Способный разогнать любую тьму, уничтожить вырвавшиеся из пифоса болезни, несчастья и беды, изгнать в Тартар созданных Аресом химер и воцарить на Алой Элладе долгожданный, выстраданный мир.

— Откуда вы знаете о том, что внутри осталась надежда?

— От Кассандры, — с благоговением выдохнула Ариадна. — Это она велела нам однажды отыскать тебя.

— Пророчицы из Трои? — изумилась Деми. — Но разве она не известна тем, что ее предсказаниям никто не верит?

— Не верили, — с явным неодобрением поправил Харон, прохаживаясь мимо открытых окон. — Поверили, когда сбылись ее слова о нападении Ареса и о надвигающейся на Элладу беде.

— Кассандра будет рада узнать, что мы тебя нашли. Так же, как и я, она проживала десятки своих жизней с одной-единственной целью — найти Пандору.

Деми изумленно воззрилась на Ариадну.

— Десятки жизней? — эхом отозвалась она.

— Тебе известно, что такое метемпсихоз[1]? — спросил Харон таким тоном, будто Деми была обязана утвердительно закивать.

Она покачала головой, вызвав хмурую (еще более хмурую, чем прежде) гримасу на лице перевозчика душ и его неодобрительно поджатые губы.