Читаем Душа как скрипка. Биография, стихи, воспоминания полностью

Камчатка 70-х… Какое воспоминание она должна была оставить? Неустроенность быта, сушеная картошка в магазинах, колбаса одного сорта, да и та после стояния в очереди, фрукты… фрукты только по страшному знакомству и непогода… постоянная непогода. Но мы были тогда еще дети и почти никогда не задумывались над тем, откуда что бралось, и чаще всего не замечали, или не понимали, отчего папа и мама не любят апельсины, и все, купленные к празднику, мы съедали сами. Почему отец был так горд, когда приносил офицерский воинский паек, где были сгущенка, кусок сливочного масла и несколько банок тушенки и рыбных консервов. И непогода вошла в нашу жизнь не так резко и неприятно. Непогода… Когда мы прилетели, был август. Август на Камчатке — хороший месяц, больше, чем обычно, солнца и меньше осадков, и ветра, приходящие со стороны Тихого океана, не так чувствуются, потому что еще тепло, и к запаху многочисленных трав, цветов и ягод примешивается запах моря… Но первый детский оптимизм не успел вытеснить воспоминания о пророчествах взрослых, которые остались далеко в тепле Украины и к которым не прибежишь теперь по воскресеньям, чтоб «слопать вкусненького».

Начался сентябрь… В школе, куда меня привели, пахло свежей краской, и этот запах всю мою жизнь, даже сейчас, ассоциируется с неким томлением ожидания, предчувствием перемен в жизни и чем-то светлым и хорошим. Так вот, первого сентября меня, проведя по гулким коридорам школы, усадили за парту, за которой предстояло просидеть несколько лет, и… начались дожди. Я, полный восторга от мысли, что теперь учусь в школе, что теперь первоклассник, смотрел с восхищением на учительницу, объяснявшую, как себя вести в этих стенах, но не мог отказать себе в непреодолимом желании смотреть в окно класса. Впоследствии это будет самым любимым занятием моим в школьные годы и Тани, которая через семь лет придет и сядет также за парту школы № 4. А за окном шел дождь, который будет без остановки идти еще неделю, по серому небу ползли волнами темные тучи, отражаясь в тихой глади Авачинской бухты. Они уползали к другому ее берегу и, задевая своими мокрыми тушами гребень вулкана, уползали дальше за горизонт. Никогда… никогда в своей жизни я не видел более прекрасного и величественного зрелища, нежели из окна моей школы — океан, бескрайнее небо, сопки и над ними вулканы. Об этом я, придя, с восторгом рассказывал маме. Она слушала и стирала, стирала руками в корыте Танины пеленки и слушала. Казалось, она радуется вместе со мной этим впечатлениям моего детства. Слушала, иногда хмурилась, но хмурилась скорее не моим словам, а своим женским мыслям о нелегкой судьбе жены военного, оказавшейся в неустроенном мире на краю Земли. Не знаю как, но я это понимал. Поэтому для меня не было чем-то неприятным или зазорным выполнение маминых просьб гулять с сестрой… Вернее, так это называлось, а на деле… вначале по каменным ступенькам надо скатить коляску на первый этаж подъезда, пахнущего кошками, потом, прижимая к груди «наше сокровище», укутанное молодой мамой, снести его вниз, уложить и катать это ухмыляющееся чудо, преисполненное сознанием своей значимости, туда-сюда, туда-сюда на пятачке метров 15 перед домом, так как дальше было опасно и мне бы влетело. Влетало постоянно… и все из-за «нее»… то не заметил, что она раскуталась, то долго не могла дозваться мама. Влетало… Но зато… моя сестра была самая красивая сестра на свете, ну… по крайней мере на нашей улице, и я гордился ею перед мальчишками из соседних дворов. И еще… она была прекрасный слушатель. Первый раз в первый класс, первая драка, первая любовь… все это, суча ручками, ухмыляясь и хихикая, слушала с готовностью моя сестренка Танечка.

По ночам в городе постоянно отключали свет. Вначале потому, что экономили электричество, потом потому, что что-то где-то ломалось. И наш мир погружался в ночную тьму. Я прижимал к груди свою сестренку, пока мама зажигала свечи. Слышал, как бьется ее маленькое сердечко, чувствовал, как ее ручонки меня обхватывают за шею, смотрел на разгорающиеся огни свечей и… слышал, как радостно под полом суетятся крысы. Иногда они раньше срока, не дожидаясь полуночи, когда все заснут, предпринимали попытки выбраться из подпола, норовя прогрызть дыры между половицами, чтоб добраться до лакомых продуктов. Крыс мы никогда не видели, но, слыша их злобное перешептывание и вспоминая балет «Щелкунчик», мы отчетливо представляли себе это подпольное царство теней.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии