Душа императора

С меткой от этой печати Шай могла бы попытаться выскользнуть через маленькое окно, и так как знак перепишет прошлое, даст ей годы опыта в качестве акробата, чтобы легко спуститься на пять этажей вниз… к свободе.

— Мог и сам догадаться, — продолжал Гаотона. Он достал пятую пластинку. — Осталась последняя, самая загадочная из всех.

Шай не проронила ни слова.

— Приготовление пищи, сельскохозяйственное дело, шитье. Еще одно альтер-эго, я полагаю. Для имитации обычного человека?

— Да.

Гаотона кивнул, откладывая лист. «Честность. Он должен видеть мою честность. Не надо обманывать.»

— Нет, — вздохнула Шай.

Он посмотрел на неё.

— Это… мой исход, — объяснила она. — Пользоваться я ей не собираюсь, но если вдруг возникнет необходимость, то вот она.

— Исход?

— Если я когда-нибудь применю её, — ответила Шай, — вся моя жизнь Воссоздателя будет полностью переписана. Исчезнет всё. Я не буду знать, как сделать даже самую обычную печать; забуду, что когда-то была ученицей Воссоздателя. Стану обычным человеком.

— И ты хочешь этого?

— Нет.

Пауза.

— Да. Возможно. Какая-то часть меня, наверное, хотела бы такого исхода.

Как трудно быть честной. Очень трудно. Но иногда это единственный возможный вариант.

Она иногда мечтала о простой жизни. Чем-то похоже на странное желание спрыгнуть с большого обрыва, только чтоб узнать каково это. Очень соблазнительно, несмотря на всю глупость поступка.

Обычная жизнь. Без тайн и лжи. Шай любила свою жизнь. Ей нравятся острые ощущения, добиваться успеха, творить чудеса. Но… частенько, находясь в бегах или в темнице, она мечтала о другом.

— Твои дядя и тётя? — спросил он. — Дядя Вон, Тетя Сол, они тоже упомянуты в печатях. Я прочёл это здесь.

— Нет никаких дяди и тети, — прошептала Шай.

— Но ты их постоянно вспоминаешь.

Она зажмурилась.

— Я понимаю, — продолжил Гаотона, — жизнь полная лжи заставляет реальность и вымысел смешиваться. Но если ты воспользуешься печатью, то безусловно забудешь не всё. Но как ты намерена скрыть такую ложь от себя?

— О, это станет самой грандиозной подделкой, — ответила Шай, — которая обманет даже меня. Я буду убеждена, что умру, если не ставить штамп каждый день. В моём новом прошлом присутствует история болезни и посещение… запечатывающего, или как вы их называете. Целитель, работающий с печатями душ. Именно такой врач якобы дал мне лекарство, которое нужно принимать каждый день, а тётя Сол и дядя Вон будут посылать мне письма. Всё это часть большого представления по обману самой себя. Письма уже написаны. Прежде чем нанести печать, я заплачу почте, чтобы они периодически их высылали.

— Но что, если ты попробуешь навестить их? — поинтересовался Гаотона. — Скажем, разузнать побольше о своем детстве.

— На пластинке всё есть. Я буду бояться путешествовать. Это правда, в детстве я действительно опасалась покидать свою деревню. Если воспользуюсь данным знаком, то стану держаться подальше от городов. Мне будет казаться, что выезжать к родственникам слишком опасно. Но всё это не имеет значения, ведь я никогда не воспользуюсь печатью.

Данный штамп поставит на ней крест. Шай забудет последние двадцать лет, вплоть до момента, когда ей было восемь и она только начала интересоваться возможностью стать Воссоздателем. Шай станет совсем другой. Ни один другой знак сущности не создавал такого эффекта; да, они переписывали некоторые моменты из её прошлого, но при этом всегда оставались воспоминания о том, кто она на самом деле. А вот последняя печать действовала совершенно иначе. Ведь ей и полагалось стать последней. Это сильно пугало.

— То есть ты вложила столько труда и времени в нечто, чем даже никогда не воспользуешься, — отметил Гаотона.

— Такова жизнь.

Гаотона покачал головой.

— Меня наняли, чтобы уничтожить картину, — выпалила Шай.

Она сама не понимала, зачем сказала ему это. Шай должна быть честной с Гаотоной, только так её план может сработать, но данный кусочек правды ему знать не обязательно. Или нет?

Гаотона поднял взгляд.

— ШуКсен нанял меня уничтожить картину Фравы, — продолжила она, — вот почему я сожгла шедевр вместо того, чтобы вынести его из галереи.

— ШуКсен?! Но… он автор! Для чего ему желать уничтожения одной из своих работ?

— Потому, что он ненавидит империю, — ответила Шай. — Картина нарисована для любимой женщины, а её дети подарили шедевр императору. ШуКсен уже стар, ослеп и почти не может двигаться. Творец не хочет уйти в могилу, зная, что одна из его работ теперь прославляет Империю Роз. Он умолял меня сжечь её.

Казалось, что Гаотона остолбенел. Арбитр смотрел на неё, словно пытался заглянуть в саму душу Шай. Зачем так пристально смотреть, в течение этого диалога она уже и так полностью раскрылась.

— Мастеров его уровня очень сложно подделать, — продолжила Шай, — особенно не имея оригинала, с которого снимаешь копию. Если ты внимательно подумаешь, то поймешь, что я никогда бы не создала такие подделки без его помощи. Он объяснил мне свои приемы и технику, рассказал о процессе её написания. Обучил манере нанесения мазков кистью.