Душа императора (ЛП)

На ночь к Шай по-прежнему были приставлены стражники, и если она правильно помнила планировку огромного дворца, то находилась в наименее посещаемом крыле, которое в основном использовалось в качестве хранилища.

Всё же это было лучше, чем камера. Немного.

Стук оторвал Шай от изучения старого кедрового стола, который последний раз видел скатерть, наверное, ещё до её рождения.

Один из охранников открыл дверь, впуская престарелого Гаотону. В руках тот нёс шкатулку — две пяди [1] в длину и несколько дюймов [2]в высоту.

Шай бросилась навстречу под недобрым взглядом капитана Зу, который стоял рядом с арбитром.

— Держись подальше от его светлости, — рявкнул Зу.

— И что ты мне сделаешь? — спросила она, забирая шкатулку. — Прирежешь?

— Когда-нибудь я с превеликим удовольствием…

— Да-да, конечно, — сказала Шай, прошла к столу и открыла шкатулку. Внутри лежали восемнадцать печатей души. Верхние площадки печатей — гладкие, без всякой гравировки. Девушка просто не могла не взять одну из них; достала и принялась внимательно рассматривать на расстоянии вытянутой руки.

Ей вернули очки, так что теперь уже не было необходимости щуриться.

Одежду она тоже надела гораздо более удобную для работы, чем то потрёпанное платье. На ней была обычная красная юбка чуть ниже колена и блузка на пуговицах. Великие наверняка бы сказали, что она выглядит старомодно. Неудивительно, ведь сейчас у них в моде робы и накидки древнего стиля.

Шай считала такой фасон скукотищей. Под блузкой она носила плотную хлопковую сорочку, а под юбкой были леггинсы. Трудно угадать, когда возникнет необходимость избавиться от верхней одежды — для маскировки.

— Хороший камень, — сказала Шай о печати. Она достала одно из своих зубил, кончик которого был толщиной с булавочную головку, и принялась скрести им булыжник. Качественный!

Он хорошо поддавался инструменту: резьба шла легко и точно. Камень души — мягкий, как мел, но при этом совсем не крошится, и изображение на нём отчётливое. Затем готовый рисунок печати обжигают на огне, после чего камень души становится твёрдый как кварц.

Печать можно было сделать лучше, вырезая её из самого кристалла, что было невероятно сложно.

Также ей дали и яркие красные чернила, добываемые из осьминогов. В полученную жидкость добавляли немного воска. По идее, в таком деле можно использовать любой натуральный краситель, однако красители животного происхождения подходили для дел восстановления гораздо лучше, чем растительного.

— Ты что, успела стащить урну из коридора? — нахмурившись, спросил Гаотона, заметив сосуд в углу комнатки.

Шай действительно прихватила урну на пути обратно, после ванны. Охранник было воспрепятствовал, но она заговорила ему зубы. Сейчас он стоял, сильно покраснев.

— Мне было очень интересно узнать уровень ваших Воссоздателей, — произнесла Шай. Она отложила инструменты и положила урну на бок. На глиняном дне отчётливо виднелся красный символ.

Знак воссоздающего легко заметить. Интересно, что печать не ставилась на поверхность материала, но была прямо внутри него, как оттиск, отчего получался рельефный рисунок из красных желобков. Края такого вдавленного клейма (тоже красные) слегка приподнимались над всем рисунком.

По стилю исполнения печати можно было многое понять о характере Воссоздателя. Конкретно этот мастер, судя по метке, был лишен фантазии и не отличался большим своеобразием. В нём не было ни капли творчества, не в пример изысканной, виртуозно сделанной вазе, которую он копировал.

До Шай доходили слухи, что фракция «Наследие» поставила искусство на поток. Как на башмачной фабрике стояли ряды Воссоздателей-недоучек и мастерили произведения искусства.

— У нас не Воссоздатели, — ответил Гаотона. — Мы используем другое слово. Они Запечатыватели.

— То же самое.

— Да, но они не вторгаются в людские души, — очень серьёзно ответил Гаотона. — Ещё одно отличие: мы делаем копии, таким образом отдавая дань прошлому. Мы никого этим не собираемся дурачить, обманывать. Благодаря нашей деятельности люди чтут и понимают свою историю. Шай подняла бровь. Взяв в руки молот с зубилом, она поставила инструмент под углом, вдоль стенки углубления и нанесла удар.

Штамп поддался не сразу — сидел достаточно прочно, — но удар всё-таки выдавил его. Печать вылетела, а желобки исчезли. Сама же метка вдруг стала обычной краской и утратила свою преобразующую силу.

Урна тут же потеряла форму и цвет, став обычного серого цвета. Печать не просто меняла форму объекта, то, как он выглядел; но и полностью переписывала его историю. Без клейма урна превратилась в жалкое зрелище.

Мастера, делавшего её, совершенно не волновало, как она будет выглядеть. Скорей всего, он просто знал, что она, как болванка, пойдёт на воссоздание.

Шай покачала головой и вернулась к работе над неоконченной печатью души. Эта была не для императора (Шай даже близко не была готова к такому), просто резьба помогала ей думать.

Гаотона жестом приказал стражникам выйти, всем, кроме Зу, который остался при арбитре.