Душа императора

Поколебавшись лишь миг, Гаотона выудил из своих бездонных карманов деревянную шкатулку. Сердце Шай дрогнуло.

Он протянул ей шкатулку, но когда она взяла, не отпустил.

— Ты знала, что я приду сюда, — произнес Гаотона. — Знала, что знаки сущности у меня с собой и что я отдам их тебе. Ты обвела меня вокруг пальца.

Шай промолчала.

— Как ты это сделала? — спросил он. — Я внимательно наблюдал за тобой. Я был уверен, что мной не манипулируют. И все же прибежал сюда, практически не сомневаясь, что встречу тебя. И что тебе понадобятся печати. До этого момента я не осознавал, что ты все это спланировала.

— Я действительно вами манипулировала, Гаотона, — признала Шай. — Но мне пришлось делать это самым сложным способом.

— Каким?

— Быть искренней.

— Нельзя управлять людьми с помощью искренности.

— Неужели? Разве не так вы сделали карьеру? Говорили правду, тем самым давая понять, чего от вас ожидать, и рассчитывали на честность взамен?

— Это не то же самое.

— Да, но это лучшее, что я могла сделать. Все мои слова — правда, Гаотона. Уничтоженная картина, мои секреты и мечты… Искренность. Единственный способ заставить вас встать на мою сторону.

— Я не на твоей стороне. — Гаотона помолчал. — Но и смерти твоей тоже не хочу, девочка. Тем более, если тебя прикончат те твари. Забери печати. Дни! Забери их и убирайся, пока я не передумал!

— Спасибо, — прошептала Шай, прижав шкатулку к груди, и вытащила из кармана юбки маленькую толстую книгу. — Храните в надежном месте. Никому не показывайте.

Гаотона нерешительно принял книгу.

— Что это такое?

— Правда. — Шай поцеловала его в щеку. — Если я выберусь, то переделаю свой последний знак сущности. Тот, что никогда не собиралась использовать… Я добавлю в него и в свои воспоминания доброго дедушку, мудрого и отзывчивого, который спас мне жизнь и которого я очень уважала.

— Беги, глупышка, — вымолвил Гаотона.

У него на глазах наворачивались слезы. Если бы Шай не находилась на грани паники, то ощутила бы гордость. И устыдилась бы этой гордости. Такой уж она была.

— Ашраван вернулся к жизни, — сказала Шай. — Когда будете думать обо мне, помните об этом. У меня получилось. Ночи, у меня получилось!

И она убежала от него по коридору.

* * *

Гаотона слышал, как она убегает, но не обернулся вслед. Он смотрел на дверь в покои императора. Двое озадаченных стражников у входа в?..

В будущее Империи Роз.

«Нами будет править не совсем живой человек, — подумал Гаотона. — Плод наших нечестивых усилий».

Глубоко вздохнув, он прошел мимо стражников и распахнул дверь, дабы узреть то, что сотворил.

«Пожалуйста, только не монстр».

* * *

Шай шагала по коридорам дворца со шкатулкой в руках. Она избавилась от блузки — запихнула ее в карман, оставшись в черной хлопковой сорочке, юбке и облегающих брюках. Эта одежда не сильно отличалась от того, в чем она обычно тренировалась.

Слуги перед ней расступались: по ее виду было понятно, что лучше убраться с ее пути. Шай вдруг почувствовала себя как никогда уверенно.

Она вернула свою душу, всю целиком.

Шай на ходу достала один из знаков сущности, хорошенько обмакнула его в чернила, а шкатулку спрятала обратно в карман юбки. Потом прижала печать к правому плечу и провернула, переписывая свое прошлое, воспоминания, жизненный опыт.

Долю секунды она помнила обе версии прошлого. Помнила, как провела два года взаперти, разрабатывая и создавая этот знак сущности. Помнила, как всю жизнь была поддельщицей.

В то же время она помнила, что последние пятнадцать лет провела среди народа теуллу. Они удочерили ее и обучили своим боевым искусствам.

Два места, два прошлых одновременно.

Потом прежняя жизнь померкла, и она превратилась в Шайзан. Так нарекли ее теуллу. Тело стало стройнее и крепче. Тело воина. Она сняла очки: они ей больше не требовались, ее глаза давно исцелили.

Обучиться боевым искусствам теуллу было сложно, они не любили чужаков. За год тренировок Шай с десяток раз едва не убили. Но она достигла успеха.

Она утратила все знания о том, как создавать печати, все свои склонности к науке. Она оставалась самой собой и помнила недавнее прошлое: как ее поймали и посадили в темницу. Логически она понимала, что сделала, поставив печать, и знала, что воспоминания о ее нынешней жизни — фальшивка.

Но чувства говорили иное. Как только на ее руке загорелась метка, она стала той версией себя, что могла появиться, если бы ее воспитали в культуре суровых воинов и она прожила бы среди них добрый десяток лет.

Она скинула обувь. Ее волосы укоротились, от носа по правой щеке протянулся шрам. Она двигалась как воин — крадучись.

Она добралась до той части дворца, где жили слуги, рядом с конюшнями. Слева располагалась императорская галерея.

Дверь перед ней распахнулась, и появился Зу, высокий и с улыбкой до ушей. Из-под повязки на лбу сочилась кровь, одежда после падения была вся изорвана.

В его глазах бушевала буря. При виде Шай он усмехнулся.

— Ты все-таки сбежала. Кровопечатник вывел нас прямо на тебя. С какой же радостью я…