Душа Императора

Примерно через час после обеденного привала мы дошли до пологой, довольно просторной площадки. Вертолет бы точно приземлился. Тальцус шепнул что-то рейнджеру и тот объявил привал. Безразлично сев на корточки прям, где стоял, я наблюдал за псиоником. Он оглядывался. Я бы не сильно ошибся, предположив, что Тальцус запоминает расположение каждого камня, смотрит вниз и соизмеряет высоту, смотрит на небо, корявое деревце, замечает пещеру наверху и кивает себе: не забыть показать рейнджеру. Краснощекий, как и все мы, псионик обводил стеклянным взглядом все и всех нас десятки, сотни раз. Потом же он закрыл глаза и, кажется, даже ветер утих. Медленно текли минуты, мы не шевелились. Ноги затекли и больно покалывали, но я боялся встать с места. Через какое-то время к Тальцусу подошел Ахельцес. Встал напротив, метрах в трех, и тоже замер. И в следующее мгновение, в момент, когда я, кажется, моргнул, произошел «монтаж»… Между ними оказалась Арханцель. Я вскочил и улыбнулся. Тальцус не двигался с места, рассматривая ее до тех пор, пока глава Гильдии не улыбнулась ему и не обняла, целуя. Она оглянулась на нас и поприветствовала кивком. Каждый почувствовал персональную улыбку и улыбнулся в ответ. Это были минуты какого-то уже непривычного спокойствия и радушия, которые Арханцель принесла с собой с «большой земли». Я уже и забыл, что можно просто радоваться чей-то улыбке. Уходя с площадки, Тальцус показал на пещеру, замеченную ранее. Арханцель обнимала Марго, улыбаясь и узнавая как дела. Еще несколько часов она оставалась такой — инородно спокойной и веселой. Потом же и на псионичке начало сказываться действие того, к чему мы поднимались.

С каждым шагом вверх мы чувствовал приближение чего-то опасного и насыщенного силой. Внутри все переворачивалось.

Наблюдая за спутниками, я пытался сопоставить привычные образы с тем, как проявлялись они теперь. Пытался и понимал, что я не хотел видеть в них что-то большее, чем случайных попутчиков. Боялся понять, впустить в свое сердце и жизнь.

Это напоминало ситуацию с Марго. Когда, не разобравшись в ней толком, односторонне решив, что она мне подходит, я начал претендовать на ее чувства и внимание. Сейчас же будто оказавшись под лупой, раскрывались все остальные.

Ставший, кажется, еще выше и объемнее, давил немым внимательным авторитетом Артур.

Влад — темная лошадка, от которой не знаешь чего ждать — стал еще менее предсказуем. Будто боясь потерять, порвать невидимые ниточки со всеми нами, он суетился и мельтешил всегда в пределах видимости, всегда искусственно веселый, необычайно напряженный и опасливо-задумчивый. С каждым часом Влад все больше напоминал паучка, задумавшего полакомиться кем-то из нас, а кем — он еще не решил.

Макс окончательно ушел в себя, наблюдая за происходящим как бы из-под воды: немо и безразлично. Его эмоции, если они еще оставались в загоревшем дочерна инструкторе, затаивались на незримой глубине безучастных, практически недвижимых серых глаз.

Катя, с каждым шагом вверх, становилась все больше похожа на медузу, которую жестокие дети постоянно тыкают палкой. Не особо подвижная, она то и дело дергалась, оборачивалась, спохватывалась и волновалась. Что угодно: от кривого взгляда брата до подвернутой Марго ноги — все могло вывести ее из себя. И тогда на нас обрушивалась лавина слез и страданий. Могло показаться, что Катька считала себя причиной всего происходящего, такая вина застыла в ее взгляде. Что же было причиной этой вины: непомерное самомнение или материнский инстинкт — понять было сложно. Впрочем, непрестанно кудахтая, девушка не пыталась никого оберегать.

Чем больше я наблюдал за Артуром, Владом и Катей, чем удивительнее была неприглядность проявившихся на Мертвой горе черт, тем более меня удивлял Тимур.

Не зря я полюбил этого парня, так неожиданно и искренне. Не зря лишь ему я смог довериться. Тим стал каменным столбом-указателем. Башней, на которую можно опереться и за которой можно спрятаться от порывов снежных вихрей. В нарастающем волнении, необъяснимом страхе, давящем на всех нас, он оставался изваянием, один взгляд на которое успокаивает. Ни на ком не заостряя внимания, не разговаривая, Тим просто был: как стержень, как шест, удерживающий нашу шаткую компанию в равновесии.

Удивительно раскрылась Арханцель. С ланита спала вековая маска, обнажая непримиримость и несогласие. Тысячелетия назад отказавшись от закономерной власти, берущей начало в генетических различиях и возможностях, раса ланитов поставила себя наравне с людьми. Века спокойного служения, мира и любви, заботы и доброты, исходящих от них, были перечеркнуты в эти часы главой сильнейшей Гильдии — псиоников. Царица и богиня Арханцель, вырвавшись из цепей условности, обнажила темнейшую сторону совершенных людей. Становилось жутко. Кинув на нее мимолетный взгляд, я старался больше не смотреть и не думать о ней. Присутствие ее подавляло необъяснимо и пугающе. Изливающиеся из ее существа флюиды безумной привлекательности, любви, преклонения, смешивались с высокомерием и властностью.