Дурные

— Да. Тот был голубой, а этот какой-то жёлто-бурый. Кажется, он был следующий, перед последним, — Лана оглянулась на неё с широко распахнутыми глазами, но озвучивать догадку не стала, будто хотела, чтоб Алиса сама подумала о том же.

— Может… — Алиса неловко уронила взгляд, — освещение…

— Ну, серьёзно? — Лана сморщила нос. Алиса ничего не ответила ей, поэтому та отодвинулась от окна. — Ладно. Давай дальше, там посмотрим ещё. Может, если ближе к машинисту…

Она не договорила и перешла из вагона в вагон.

Из динамиков, что висели иногда над дверями в тамбур, слышалось порой что-то похожее на треск, в некоторых вагонах, что подальше к голове, чудилось даже невнятное бормотание. Алиса остановилась было пару раз, чтоб прислушаться, но тут же торопилась, чтобы поспеть за Ланой. Та делала вид, что треска не слышит, а может, и не видит динамиков. Через несколько вагонов она вновь замерла у окна.

— Да, — сказала она только.

Алиса подошла следом. В окне над замыкающим вагоном, тем, жёлто-бурым, маячила странная тень, будто полувидные тёмные крылья хотели осенить его. Поезд качнулся на повороте, и вагон, тихо отцепившись, канул в бездну.

— И они так по очереди? — спросила Алиса.

— Да, похоже. Ничего не поменялось. Можем хоть до локомотива дойти и там ждать, — Лана шагнула прочь от окна и пошла вперёд. — И даже если вылезем отсюда — это мост, с моста мы не спустимся. Ненавижу мосты.

Алиса задержалась и, когда Лана исчезла из виду, поспешно бросилась за ней. Лана нашлась в соседнем вагоне. Она снова смотрела — уже в другое окно, старательно сглатывая и потягивая носом. Заметив, что Алиса догнала, она отвернулась и вышла от сидений в проход.

— Ну, то есть она могла этого и не делать, — встав на секунду, Лана зашагала к тамбуру. — Не успели бы через путепровод. Ничего бы особо не изменилось.

Дойдя до тамбура и уже открыв дверь, она опять остановилась и злобно вдруг выдохнула сквозь зубы.

— Она же обещала мне памятник Ленину, когда вернёмся! Она же обещала!

Не оглядываясь на Алису, только оставив ей двери тамбура открытыми, Лана прошла дальше.

Несколько вагонов её было почти невозможно догнать, потом она замедлилась, тяжело дыша. Алисе, чтобы не обгонять, приходилось идти впритык у неё за спиной.

— С Розкой так получилось… — пробормотала Лана, будто рассказывала уже что-то кому-то и Алиса просто присоединилась к компании. — У меня была коза Розка. Ну, как, у меня. В деревне была — мы тогда подолгу ещё жили в деревне. Я её однажды отвязала и упустила. Вообще, я её часто отвязывала, мне нравилось с ней играть, но я всё время следила, куда она пойдёт, чтоб потом привязать обратно. А она, дура такая, сунулась под поезд — вот такой, на каком мы сейчас. Я ж не знала. Думала, она не пойдёт.

Лана приостановилась и пропустила Алису вперёд. Снова обернулась на окно, где покачивались на повороте все пройденные вагоны.

— Я думала, я контролю, а я не контролю, — сказала она тихо, даже с тенью какой-то странной улыбки.

Прошли ещё вагон или два. Сколько их здесь, они уже должны бы были закончиться, будь этот поезд поездом, будь там впереди где-то тепловоз или ещё какой-нибудь воз, который полагается тянуть или которому тянуть полагается, сколько их здесь ещё, сколько их…

— А знаешь, — проговорила себе Алиса, пробираясь между рядами к тамбуру, — мне уже кажется… там, может, и нет никого в локомотиве. Представляешь, сейчас вот дойдём… а там тоже пусто… Как здесь. Как думаешь?

Ей не ответили. Алиса, притормозив, оглянулась.

Лана сидела на одной из скамей — не слишком близко к окну, почти у прохода. Она криво привалилась к спинке, клонясь чуть набок, словно сил хватило только опуститься, а выровняться — уже нет.

— Лан?

Та приподняла голову:

— Ты иди. Я что-то немного всё.

Алиса, поколебавшись, двинулась было к ней, но остановилась. Поколебалась ещё, будто сбитое и так и не восстановленное дыхание мешало ей понимать.

— Я вернусь за тобой, — решила она наконец. — Когда найду что-нибудь — вернусь и скажу.

— Угу, — Лана кивнула.

Алиса кивнула ей в ответ и, развернувшись, шагнула в тамбур.

Лана, оставшись одна, прикрыла глаза. Посидев так, открыла снова. Динамик шепелявил и шуршал, даже вроде бы пытался напеть какую-то чушь. Взгляд её сам собой проскользил по сиденьям напротив, по грязному полу и стенке вагона — к окну. Там, снаружи, за резиновую окантовку цеплялся сероватый мотылёк. Он цеплялся очень упорно, отклоняясь по ветру, почти прижимаясь к стеклу, когда трепало особенно сильно — будто знал, что делает, будто умел доехать так из точки А в точку Б и уже не один раз проворачивал подобное. Изнутри, кто-то выцарапал буквы на узком деревянном подоконнике. Неровные и зазубренные, они складывались в слова: «I think of «no«, I mean a «yes«, but it's all wrong»50. Лана вздохнула.

Мотылёк на окне продержался ещё с минуту или даже несколько. А потом его снесло ветром.