Дурной возраст

— Вы с ним знакомы?

— Поль приглашал его раза два-три домой.

— И что это за человек?

— О! Поля послушаешь — Шеро горит на работе… Надо же, какое несчастье! Что с ней могло случиться, с бедной барышней?

— Что-нибудь уже удалось установить?

— Я не спрашивала. Он мне, конечно, расскажет. У него ведь никого, кроме меня. Поневоле делится.

— Что вы тут шушукаетесь? — спросил доктор, входя в столовую.

— Мы говорим о той бедной девушке, которая исчезла, — сказала Марта.

— О какой девушке?

— О моей математичке, ее разыскивает полиция, — сказал Люсьен.

Доктор нахмурился.

— Полиция! Она что, совершила что-нибудь дурное?

— Нет, но никто не знает, где она.

Явно озабоченный, доктор сел.

— Мне это не нравится. Подавайте, Марта. А ты расскажи, в чем дело.

Чтобы умаслить отца, Люсьен начал с более приятных вещей.

— Директор отменил наказание из-за несчастья с Эрве. Как он там?

— Без изменений. Опасный период пока не кончился. Но ты мне зубы не заговаривай. Итак, что директор?

— Ну, он нас расспрашивал, меня и ребят, в присутствии сыщика.

— Ты что, не можешь сказать: полицейского, а? Что ему нужно, полицейскому?

— А! Откуда мне знать? Кажется, он думает, что она покончила с собой…

Доктор замер с вилкой в руке.

— Из-за вас? Ведь так?

— О, не обязательно из-за нас, — возразил Люсьен. — И потом, это ведь только предположение.

— Надеюсь.

Доктор молча принялся за еду. Люсьен тем временем вернулся к идее выкупа. Хотелось бы ее исключить. Мерзко со всех точек зрения думать об этом в присутствии отца. В сущности, славный мужик — отец. Не зануда, скорее молчальник. Все-таки сносный. Если бы он узнал правду, заболел бы. «Словом, придется продолжать, — размышлял Люсьен. — И ради него, и ради самого себя. От этого воротит, от этой истории с выкупом. Но у меня нет выбора».

— Папа, ты не хочешь десерта?

— Нет. Я тороплюсь. Держи меня в курсе, ладно? Все это прискорбно.

Он буквально пулей вылетел из дома. Люсьен закончил завтрак. Сожалел, что не очень внимательно читал газеты, когда в живописных подробностях рассказывалось о похищениях, сопровождаемых требованиями о выкупе. Как при этом действовали преступники? Чуть ли не каждый день печать разъясняла на этот счет, что к чему. Зря он не обращал внимания, и все из-за Эрве, который утверждал, что пресса продажная, продалась крупному капиталу. Однако Люсьен не совсем без понятия насчет похищения людей: во-первых, звонят по телефону, чтобы сообщить, какова сумма выкупа; во-вторых, предупреждают семью, что в случае, если она известит полицию, может произойти непоправимое; в-третьих, указывают пустынное место, куда следует доставить деньги. Классический неменяющийся сценарий, зато и опасный! Особенно в отношении третьего пункта. И все это предстояло разработать, причем незамедлительно! Как сомнамбула, Люсьен вернулся в лицей.

Не говорили ни о чем ином, как о таинственном исчезновении молодой учительницы. Пустые пересуды. Что действительно стоило внимания, так это в первую очередь точное определение суммы выкупа. Люсьен привык считать на миллионы. Когда с Эрве он играл в покер, они изготовляли условные банковские билеты по пятьсот и тысяче долларов — больше смахивало на ковбойские фильмы. Выигрывали друг у друга огромные суммы. А теперь вот он приходил к выводу, что не имеет ни малейшего представления о цене вещей. За определенными пределами, а именно — его ежемесячного пособия, деньги теряли для него всякий смысл. Если он затребует слишком много, переговоры провалятся. Если недостаточно… Но, честно говоря, намерен ли он завладеть деньгами? Не самое ли главное изобрести ложный след, заставить думать, что Элиана в руках людей, совершенно посторонних, не имеющих ни малейшего отношения к лицею? Конечно, это значит попасть из огня да в полымя. Но каждый выигранный день отодвигает срок платежа. Люсьену казалось, что он катится с крутой горы. Пока катишься, ты жив, и не исключено, что за что-нибудь зацепишься.

После четырех часов он купил хлеба и мороженой рыбы, которую можно было бы поджарить на плитке. Отправился в путь, предусмотрев полчаса, и не более того, на беседу с Элианой, так как затем предстояло тщательно разработать план, детали которого от него пока ускользали.

На горизонте небо очистилось, и на воде, по диагонали, сверкала длинная полоса света. Дорога высохла и затвердела, и едва уловимые дрожащие испарения на крыше означали, что и она высыхала. Он вошел и тотчас услышал шаги Элианы, словно стук козьих копытец.

— А, наконец-то! — воскликнула она. — К чему столько предосторожностей? Ты ведь догадываешься, что у меня для размышлений сколько угодно времени. Поговорим серьезно, Филипп. Сколько ты хочешь?

Люсьен не ожидал этого вопроса, который, пожалуй, соответствовал его планам. Он развернул рыбу и принялся готовить ее на плитке.