Я полагал, что медиа послужат во благо моей политической карьере – расширение аудитории избирателей и увеличение популярности, – но не получал удовлетворения от созидания того, что нельзя потрогать. Тогда я понял, что необязательно дожидаться вступления в высокую должность, чтобы изменить мир к лучшему. Можно начать уже сейчас.
Поэтому, насладившись управлением компанией, насколько это было возможно, я продал ее и теперь создавал множество вещей, к которым мог прикоснуться. Вышки, дома, небоскребы, корабли и даже строительное оборудование. Я занимался производством чего-то материального и более того – полезного людям. Обеспечивал их работой. Мне принадлежало шестидесятиэтажное здание, в котором располагался мой офис, столько недвижимости, что умом не охватить, и уж точно я не нуждался в подачках от людей, которые хотели бы иметь под контролем политика.
Я сам всего добился и точно так же сам, без чужой помощи, собирался пробиться в сенат.
Но брат считал иначе.
– Тайлер, позволь мне кое-что объяснить. – Он бросил папку на стул и подался вперед, упершись ладонями в столешницу. – Не претендуя на спонсорскую помощь, ты также не претендуешь и на поддержку. Когда Блэквелл получил спонсирование в два миллиона долларов, он также заработал голоса. – Джей втолковывал мне, словно ребенку. – Он заручился поддержкой всех членов этой организации. И их друзей. И
– Вот именно, – кивнул я, по-прежнему воинственно настроенный. – Я не собираюсь играть с этими людьми в шахматы и служить их пешкой.
Я взял со стоящего у окна стола статью, которую вырезал из газеты.
– Взгляни на это, – бросил я, держа в руках вырезку, и пояснил: – Сенатор Маккой урезал финансирование внеурочной школьной деятельности, чтобы перенаправить деньги из государственного бюджета на благоустройство городских парков Денвера. Однако городские парки не отразили поступившие средства в своем ежеквартальном отчете. Так куда же делись деньги?
Вопрос был риторическим, поэтому я не стал дожидаться ответа и схватил распечатку другой статьи, найденной прошлым вечером в интернете.
– А вот другой парень, – заговорил я, насмехаясь над братом. – Депутат Келли хочет сократить финансирование женских клиник, потому что «не видит смысла делить врачей на мужских и женских». – Я процитировал фразу из статьи, а затем, нахмурившись, посмотрел на брата. – Этот гений считает, что у мужчин и женщин одинаковая репродуктивная система, и все же имеет право голоса в вопросах здравоохранения.
Увидев, как брат закрыл глаза и покачал головой, я рассмеялся.
– Вот зачем я баллотируюсь, Джей, – заявил я. – А не для того, чтобы соревноваться, кто популярнее и у кого больше гребаных друзей.
– Да пошел ты, Тайлер. – застонал он, провел рукой по волосам и встал. – Я собираюсь пойти выпить, а завтра снова возьмусь за тебя.
С этими словами он повернулся к выходу из кабинета.
Я бросил взгляд на часы.
– Сейчас только одиннадцать утра!
– Это Новый Орлеан, – невозмутимо проговорил Джей, будто это все объясняло. – Ах, да… – Он развернулся, двигаясь спиной к двери. – Начни появляться на людях с какой-нибудь женщиной.
Я поджал губы, чувствуя, что сыт по горло всеми его приказами.
– Мне казалось, ты заявлял, что в качестве холостяка я привлеку больше «одиноких избирательниц», – процедил я сквозь зубы.
– Да, в качестве холостяка. А не одинокого девственника, – возразил он. – Люди подумают, что ты гей.
А потом он снова повернулся и исчез за дверью. Я провел рукой по лицу, ощутив, как на затылке выступила испарина.
Ну почему
Мне вовсе не хотелось, чтобы место в сенате мне подали на блюдечке с голубой каемочкой, – я планировал работать и гордился своей предвыборной программой, – но эти гребаные игры… С кем я встречаюсь, во что одет, организую ли постановочные фотосессии с сыном, который ненавидит меня, просто чтобы создать образ крепкой семьи… Все это казалось чушью собачьей.
Я знал о руководителях компаний, которые списывали расходы на проституток в счет своих налогов, политиках, чьи дети сидели на наркотиках, и гражданских проектах, финансируемых бандитами. Все эти люди лишь притворялись правильными и чистенькими, а внутри у них была одна гниль. Я собирался занять высокий пост, но мне не нравилось корчить из себя кого-то другого и не хотелось терять свободу. Со мной все в порядке. Мне не нужно меняться.
Я взял кофе, который принесла Коринн, – черный, крепкий, как я люблю, – и подошел к окну, чтобы полюбоваться городом.
Моим городом.