Дурная слава (СИ)

Я поднимаюсь и сбегаю с порожков вниз, выныривая из своих суетливых мыслей. Не чувствуя ног, я лечу в конец участка к козам, чтобы узнать, как у них там дела, и приласкать мою дорогую Майку. Совсем скоро мама поведет животных в загон на вечернюю дойку, а пока мы с папой можем вдоволь насидеться плечо к плечу под кроной старой яблони и налюбоваться озорством бедовых козлят. У папы по обыкновению в траве припасена бутылка кефира и что-нибудь съестное, типа молочного коржика или бутерброда с сыром, и я, не сумев обуздать то, что трепещет у меня внутри, целую его в небритую щеку вместо благодарности за такой своевременный перекус. Я люблю жевать что-нибудь на природе: будь то яйцо с кусочками сала или пустой мякиш ржаного хлеба, и от этого простого действа чувствую себя по-настоящему счастливой!

Возвращаясь к дому, я только сейчас замечаю, что у соседей снова в разгаре их очередная дебильная вечеринка, и какой-то питекантроп орет на всю округу адским матом. И, похоже, давно! Я не вижу, что происходит за забором, с террасы просматривается только полуосвещенная пустая беседка, расположенная на возвышенной стороне соседского двора, но, судя по всему, этого обезьяночеловека закинули в бассейн остудиться, а в бассейне — я закатываю глаза и мысленно изображаю его блаженный ор — вода, как в проруби!

Эй, придурок! Желаю, чтобы ты отморозил себе все причиндалы того самого места и как можно скорее выбыл из гонки за статус доминирующего самца!

— Весело проводят время, — обогнув меня, папа беззаботно кивает в сторону коттеджа с балконом, который всю мою жизнь вызывал одно сплошное раздражение. Я даже не заикаюсь о его обитателях! И ни с того ни с сего спрашивает: — Может быть, ты бы тоже хотела повеселиться?

— Спасибо, пап. Но нет.

И про себя тихонько хихикаю: «Вообще-то я сегодня уже и так отлично повеселилась!»

Папа похлопывает меня по плечу, с теплотой подмигивает и скрывается за входной дверью. Мне кажется, или он, в самом деле, переживает за меня, что я провожу день за днем как-то не так? Не так, как мои сверстники, типа недоумка за забором или вечно влюбленной в своих многочисленных парней Юльки. Но зря он тревожится — все нормально. Мне тоже будет, что вспомнить в старости.

Сейчас на улицу должна выйти мама. Уже смеркается, пора загонять коз. Я стою и жду ее, наблюдая, как на потемневшем небе одна за другой вспыхивают яркие звезды. И если бы не звуки из блат-хаты, двери которой еженедельно распахивает сосед, довольствующийся полной свободой, пока его родители находятся в заграничной командировке, я бы решила, что этот вечер один из тех самых вечеров, когда жизнь ощущается полной и прекрасной.

Но мама не спешит показываться на террасе. Средь звуков долбящей музыки и воплей ископаемых я слышу жалобное блеяние уставших за день коз. Я заглядываю в прихожую и как можно громче сообщаю, стараясь переорать то, что творится на улице:

— Мам! Я заведу коз сама! — И решительным шагом отправляюсь на пастбище.

Провожать к стойлу животных не так-то трудно. Особенно, если в стаде нет вредин и приверед. Я иду за козами следом и время от времени похлопываю в ладоши или разговариваю с ними, чтобы те не разбредались, куда не нужно. Хотя эти послушники и сами знают дорогу домой. Вот только одна любознательная мордаха упрямо держится по левую сторону, норовя заглянуть за изгородь. Ее совсем не пугают визг и бранные возгласы, наоборот, кажется, будто она только этим и интересуется.

Я смеюсь, но заприметив отбившегося от стада козленка, переключаю на того внимание: зову его, присаживаюсь на корточки, ловлю в свои объятия, глажу по головке с только-только проклюнувшимися рожками, подгоняю к стаду. А когда возвращаюсь обратно, вижу, что любопытная морда все-таки сделала то, чего страстно желала, и теперь застряла между штакетником, зацепившись за перекладину рогами.

— Ну, Анфиска! — досадливо хмыкаю я. — Там и без тебя полно девок легкого поведения! Это их козлы! Куда ты намылилась?

Анфиска жалобно мекает.

— Ага! — отвечаю ей я, в попытках вызволить козу из плена соседского забора. — И что прикажешь мне делать?

И хотя забор наш — папа собственноручно его делал, — ее пленная голова, как ни крути, оказалась по ту его сторону.

— Вляпалась! Попалась на удочку самцов-осеминителей! — шутливо фыркаю я, не оставляя надежды в одиночку избавить ее от коварной участи. А когда она противится, еще и брыкается, стараясь оттолкнуть меня копытами, я только прихожу в негодование: — Вот только, пожалуйста, не впадай в блаженное отупение! Те козлы уж точно этого не достойны! Твой вонючий бородатый жених гораздо умнее всех их вместе взятых!

Я делаю несколько шагов в сторону и, убедившись, что если козу не трогать, она не нанесет себе увечий, со всех ног пускаюсь за мамой.