Дурная слава

— А именно?

— Два с половиной миллимоля.

— Вы ввели результат в компьютер?

— Нет еще. Да я введу через три минуты. Я посчитала, что вы должны знать как можно раньше, наверное, нужно принимать меры!

— Это не вам решать, — грубо обрезал ее доктор. — Вы лаборант, вот и занимайтесь своим делом! Сделали анализ, введите результат в компьютерную историю болезни. А думать вас никто не просит. Тем более за других!

«Скотина! — выругалась про себя Наташа. — Это я — лаборант?! Вообще-то я врач, как и ты! И старше вдвое, мог бы и повежливее».

Но повежливее у Переходько не бывало, она это уже прекрасно знала. Как знала и то, что, как бы она ни поступила, он все равно скажет, что делать нужно было наоборот. Когда у больного Томпсона при поступлении был выраженный лейкоцитоз, Переходько обвинил Наташу в том, что она поленилась позвонить ему по этому поводу. А она сразу ввела результат в компьютер, как это и предусмотрено инструкцией. На утренних конференциях Стоянов ежедневно талдычит, что результат анализа считается полученным только после введения его в компьютерную историю болезни. И это правильно! Иначе можно захлебнуться в неразберихе. Пробирки несут пачками, один анализ наслаивается на другой, запутаться ничего не стоит. Но бывают и исключения. Когда цифры зашкаливают и нужны неотложные меры, конечно, следует звонить. Доктор, он ведь тоже не сидит у компа неотлучно. Нет, опять не угодила…

Она думала об этом, уже вводя результат в программу «Медиум», где собраны истории болезни всех пациентов клиники. Ввела, распечатала результат, сделала копию — просто так, неизвестно почему. Убрала листки в свой стол, еще раз повторила исследование. Цифры те же! Записала результат в журнал учета анализов. Что ж, все что нужно она сделала. Можно приступить к Томпсонам. Гематологический анализатор трудолюбиво жужжал, подсчитывая формулу крови госпожи Томпсон. Из принтера пополз испещренный цифрами лист бумаги. Наташа с удовольствием разглядывала цифры. Они радовали. Кровь нормализовалась. То же самое и у господина Томпсона. В общем, старички поправились.

А поступили в весьма тяжелом состоянии. И чего только им не ставили: от туберкулеза до атипичной пневмонии и «болезни легионеров» — есть такая жутко заразная зараза, как говорил когда-то преподаватель инфекционных болезней. Ситуация осложнялась тем, что супруги прибыли не из самой Америки, а из Юго-Восточной Азии. Устроили себе кругосветное путешествие и схватили пневмонию на одном из мировых сквозняков.

…С этими Томпсонами тоже была связана одна из глав «Саги о клинике «Престиж». Один из крупных боев, с применением тяжелой артиллерии. Даже, пожалуй, главный бой.

А вообще, с первых дней работы Ковригину поразило несколько вещей: абсолютное отсутствие какой бы то ни было организации труда лаборатории, полное пренебрежение мерами безопасности труда, отсутствие контроля качества работы автоматов-анализаторов, без которого, по большому счету, нельзя было верить ни одной цифре. И главное — удивительное, если не сказать унизительное заискивание врачей перед Ниной Павловной Барковой.

Наташа Ковригина, в девичестве Бойцова, в общем-то оправдывала родительскую фамилию. Она родилась в самом центре Ленинграда, росла в проходных дворах улицы имени композитора Рубинштейна, недалеко от воспетой известным бардом Литовки. Детство было боевым. Так уж случилось, что девчонок в их дворе не было вовсе, а пацанов — хоть отбавляй, И никто не делал скидку по половому признаку. Хочешь быть в стае, умей драться, отвечай на каждое обидное слово, давай сдачи, даже если противник — здоровенный Игорь Лютнев, по прозвищу Лютый, тремя годами старше и десятью сантиметрами выше. Он, конечно, побьет, но все будут знать, что Натка Бойцова не забоялась самого Лютого. И будут уважать. Во дворах ее детства уважали не столько силу, сколько отчаянную решимость постоять за себя. Поначалу ей часто доставалось — она была слабой, болезненной девочкой. Но доставалось и ее обидчикам. Она защищалась всеми доступными средствами, царапаясь и кусаясь, не чувствуя боли ударов. И столько ярости было в глазах этой маленькой кошки, что противник чаще всего ретировался с поля боя.

Она никогда не жаловалась родителям. Вернее, однажды, в самый первый раз, когда мальчишки извозили ее новое пальто в луже, она, горько плача, пришла за утешением к отцу. И он сказал ей, уткнувшейся в его колени, плачущей и несчастной, он сказал, гладя русые волосы: «Дочка, я могу сейчас выйти и разобраться с твоими обидчиками. Но после этого тебя будут бить постоянно. Поверь мне, я сам вырос в этом дворе. Ты должна научиться сама себя защищать. И никогда не жалуйся! Улица не прощает доносчиков. Доносчику — первый кнут».