Дурная примета

Паромов не первый день работал в следствии и знал, как в суде фигуранты, особенно подсудимые, отказываются от своих показаний, ссылаясь на то, что эти показания или «выбиты» оперативниками и следователями, или же даны по заранее написанному тексту опять же под давлением оперативных работников. Не зря же он, предупреждая возможные эксцессы такого рода, еще в самом начале допроса так скрупулезно разъяснял подозреваемому статьи УПК, его права и обязанности; не зря потребовал показать крупным планом, так, чтобы можно было прочесть, заявление Апыхтина о немедленном вызове к нему свидетеля; не зря расспрашивал его о том, не обижали ли его в ИВС, не допускали ли по отношению к нему недозволенных приемов и методов; не зря «нудил» с защитником и статьей 51 Конституции РФ. Пусть в суде все увидят, что никакого давления на подозреваемого не было и не могло быть.

— Иван стал следить, как Смирновы ставят автомобиль, — начал вновь свой рассказ-признание Апыхтин. — Выяснил, что на автомобиле больше всего катается Мальвина… ну, жена Смирнова. Оставляет только напротив своих окон. А что? Незаметно не подойдешь, не угонишь. А вечером машину в гараж отгонял и ставил Смирнов Артем.

Если Паромов слушал и параллельно с этим записывал показания в протокол, то оперативники помалкивали, боясь спугнуть удачу. Лишь изредка делали короткие пометки в записных книжках.

— До десятого марта как-то случай не представлялся. То одно, то другое мешало. А что? То я не приходил, надеялся, что Иван без меня справится. Не хотелось в краже участвовать. То у Ивана какие-то другие дела были, то автомобиля не видели.

Апыхтин тяжело вздохнул. Видимо, запоздалое осознание собственной беды напомнило о себе.

— А десятого марта, — продолжил он, собравшись с духом, — перед вечером Иван зашел за мной, и мы пошли к дому его подруги. По дороге Иван куда-то отлучался за самогоном. А что? Водка дорогая, а самогон дешевле, — по-житейски пояснил он, — вот и взял бутылку самогонки.

— У кого? — решил выяснить Паромов.

— Не знаю. Я же говорю, что он ходил один, без меня, — уточнил Апыхтин.

— Какова емкость бутылки, каков ее цвет? Полная была или уже початая? — требовал детализации следователь.

Вопросы вроде бы мелкие, пустые, ненужные, но именно подобная мелочь оказывалась незаменимой при доказывании.

— Обыкновенная… стеклянная, емкостью 0,5 литра, — охотно уточнял подозреваемый. — Цвет зеленый, полная, с пластмассовой пробкой. Знаете, такие бывают, с козырьком, что сверху одевается…

Паромов не успевал записывать, и чтобы выиграть время и не дать видеокамере впустую работать, задал вроде бы и нейтральный, а на самом деле со смыслом, вопрос. Даже не вопрос, а поощрительное высказывание:

— Ну, у тебя и память. Даже такие подробности помнишь!

— Не жалуюсь, — улыбнулся впервые Апыхтин. — А что?

— А то, — дописывая предыдущие показания, произнес Паромов, — что не каждому дано так все подробно помнить. Не каждому. Уж поверь мне. У тебя, уверен, что не ошибаюсь, — вновь поощрительный посыл в сторону подозреваемого, — по литературе четверки и пятерки…

— А то! — заулыбался Апыхтин.

Заулыбался застенчиво и естественно, а не заискивающе, как иногда делается при таких обстоятельствах. Ведь находиться в камере ИВС радости мало… Любому человеку приятно, когда посторонний увидит в нем не только отрицательные черты, но и что-то хорошее, общепризнанное, положительное.

Беседа на отвлеченные темы не только дала время Паромову внести в протокол необходимые показания подозреваемого, но и позволила самому подозреваемому чуть расслабиться, ослабить путы внутреннего контроля, снять напряжение. Не зря говорится, что стоит покаяться, как наступает внутреннее облегчение. Что-то подобное происходило и с Апыхтиным. Тяжело было начинать признаваться. Остатки стыда тормозили, страх предстоящего наказания пугал, чувство товарищества, пусть и преступного, но все равно товарищества, удерживало. Но начал — и полегчало.

— Когда пришли к подъезду дома, где жила Ира и Смирновы, то там уже были ребята: Оксана, Снежана и Никитин Виктор. Злобин угостил самогоном их. Но они только пригубили, а пить не стали. Было уже довольно темно, возможно, около шести часов вечера, так как возле подъезда горели фонари уличного освещения, когда домой откуда-то, скорее всего, с работы, — уточнил Апыхтин, — возвратился Смирнов. Злобин предложил ему выпить самогона. Смирнов выпить согласился. Сходил домой за закуской, так как у нас закуски и не было. Принес хлебца, несколько кусочков сальца и колбаски. Кажется, еще головку лука…

— Прошу уточнить, — прервал вновь Паромов подозреваемого, — вы что, заранее планировали Смирнова напоить пьяным? И для чего?

— Да ничего мы заранее не планировали, — возмутился Апыхтин. — Ничего! С какой стати? Я, вообще, никаких планов не имел. Да и Злобин, — решил быть объективным Анатолий, — вряд ли такой план имел. Все произошло случайно. А что?

— Ничего, — мягко и доброжелательно отозвался следователь. — Просто хотел выяснить некоторые детали. Рассказывайте.