Да, как любой человек, я могу чего-то недопонимать и где-то ошибаться. А кто от этого застрахован?.. Никто. В том числе и вы… Но, повторяю, подлецом не был и не буду!
Петрухин вновь постарался взглядом остановить разошедшегося не на шутку начальника следственного отделения. Но тот и на этот раз оставил беззвучное предупреждение без внимания. Семь бед — один ответ…
— К тому же, господин прокурор, — умышлено подчеркнул он слово «господин», — я уверен, что санкцию на арест вы давали в полном здравии и рассудке. И не только расспросили следователя о причине избрания столь жесткой меры пресечения и личности арестовываемого, но и трижды прочтя текст постановления. И только после этого, убедившись в законности и объективности, санкционировали, поставив подпись и печать. В противном случае — на этом месте не сидели бы… Следовательно, никто никого не подводил и не подставлял. А потому, господин прокурор, я требую, чтобы со мной в таком тоне больше не разговаривали и прекратили материться как сапожник. Иначе я буду вынужден уйти из вашего кабинета. Еще никто так со мной не разговаривал и не вел себя таким образом, господин прокурор.
Выговорившись, Паромов медленно опустился на свой стул. Лицо пылало, губы тряслись, пальцы рук непроизвольно подрагивали от нервного напряжения.
Ярин, явно не ожидавший такой прыти от нового начальника следственного отделения, все это время молчал. Только в лице менялся, как хамелеон. То краснел пуще прежнего, то бледнел. А ведь так хотел «поставить на место«. Заодно с начальником отдела. Причем в присутствии подчиненного, чтобы больней было, обиднее.
От такой «наглости» и неожиданности у него отвисла челюсть, глаза недоуменно остановились на лице Паромова, словно не веря в происходящее. Остановились и застыли, словно вода в бадейках на морозе. Родник брани и ругани иссяк. В кабинете после столь долгого и оглушительного крика воцарилась тишина, на фоне которой Паромов и высказал взбешенному прокурору все то, что он пожелал сказать.
Когда Паромов окончил свой монолог и сел на стул, то в прокурорском кабинете еще некоторое время висела напряженная тишина. Все «переваривали» и усваивали услышанное, в том числе и прокурор. Отходя от шока, он лихорадочно размышлял над создавшимся положением, чтобы принять верное решение.
— Следователь Истомина, — наконец почти спокойным голосом произнес Ярин, — выйдите. Дайте нам поговорить по-мужски.
Истомина, подхватив уголовное дело, раскрытое на постановлении об избрании меры пресечения с санкцией прокурора, и дипломат, стоявший на полу у ее ног, спешно, как испуганная цапля, покинула кабинет.
Не успел звук каблучков длинноногой Истоминой растаять за дверью кабинета, как Ярин тяжело и недобро посмотрел на Паромова. Но тот не отвел черных, как у цыгана, глаз, которые его супруга не раз называла колдовскими, ведьмячими. И чем дольше длилась пауза, тем светлей становился прокурорский взгляд, пока, наконец, в глазах Ярина не блеснули веселые искорки. Видать, совесть в нем еще была жива. И ему понравилась смелая и откровенная отповедь начальника СО: не так часто перечат и тем более выговаривают прокурору.
— Иди и ты, начальник следственного отделения, покури что ли… Куришь? — спросил вполне миролюбиво Ярин.
— Курю.
— Вот и иди, покури… А мы тут с Александром Владимировичем потолкуем, — враз вспомнил он имя и отчество начальника отдела милиции, — как полугодие будем закрывать…
До «закрытия» полугодия было еще полтора месяца, и Паромов понял, что это просто предлог, чтобы выпроводить его и остаться вдвоем с начальником отдела. Он встал и неторопливо вышел из кабинета прокурора. Держал марку.
Секретарь в приемной сделала вид, что очень занята делами. Не поднимая головы и не взглянув, перекладывала с места на место какие-то папки.
«Видать, привычная к подобным разборкам… — мелькнуло в остывающей голове начальника следственного отдела. — А моя деятельность в данной должности, надо полагать, закончилась. Ну, и слава богу…»
На улице присоединился к лихорадочно затягивавшейся очередной сигаретной затяжкой Истоминой.
— Выгнал?
— Нет, — кисло усмехнулся Паромов, — попросил… выйти. Разница в этом небольшая, но существенная, — пошутил он. — Не пойму, чего его черти дерут… Дело возбуждено обоснованно и законно. И санкция на арест обвиняемого вполне уместна. — Теперь уже серьезно высказал он свое недоумение по причине столь «теплого» приема.
— Дело в самом обвиняемом, — выплеснула горчинку, как личинку мушки дрозофилы, на неспокойную душу Паромова следователь Истомина. — Он проходит по уголовному делу наших оперов о превышении должностных полномочий, расследуемому прокуратурой Центрального округа, в том числе и в отношении начальника криминальной милиции Бомко Вадима, потерпевшим. А мы взяли да и лишили прокурорских следователей важного доказательного звена. Вот прокурор, как застоявшийся без кобылы жеребец, и закусил удила. Я так думаю…