— Есть сок и минералка. — Алексей в комнату вернулся, сел на кровать рядом с ней и протянул ей высокий стакан с апельсиновым соком. Ира к тому моменту уже успела взбить подушки и прикрыться краем одеяла. Сделала несколько глотков, губы облизала и рассмеялась, когда Лёша её поцеловал, едва дождавшись, когда она отнимет от губ стакан. — Значит, любовницей моей ты быть не хочешь? — спросил он, поддразнивая.
— Считаешь, что это почётно?
Он улыбнулся, оценив иронию. Потом в знак примирения пригладил её волосы.
— Я шучу. И в любовницы не зову, но ты ведь знаешь, как сильно я тебя хочу?
Ира посмотрела на картину на стене напротив. Скромный пейзаж, незамысловатый, но милый и уютный.
— Ты даёшь мне это понять… при каждой нашей встрече с глазу на глаз.
Он рассмеялся, и сунул за спину подушку, устраиваясь поудобнее. Ладонью накрыл её коленку и принялся выводить на ней пальцем какие-то узоры.
— Ты особенная, Ириш. По крайней мере, для меня — точно.
— Потому что тебя завожу?
— И поэтому тоже.
Ира голову на подушку откинула, непонятно зачем вглядываясь в пейзаж.
— Запретный плод сладок, Лёш. Ты получишь меня в своё полное распоряжение и быстро остынешь.
Он голову повернул, вгляделся в её отстранённое лицо.
— Ты на это надеешься? Что я тебе надоем?
А чем чёрт не шутит?..
— Может быть.
Алексей на бок повернулся, голову рукой подпёр, с интересом к ней приглядываясь.
— А если этого не случится?
Ира вздохнула, после чего нервно улыбнулась.
— Тогда я состарюсь в тоске по тебе, — попыталась пошутить она. Но не насмешила, Лёша даже не улыбнулся. Коснулся пальцем кончика её носа.
— А зачем тебе тосковать по мне? Я и так с тобой.
Ира не ответила. А что можно было сказать? Напомнить ему, что он с ней, только пока лежит с ней в постели, пока касается её? А в реальной жизни, его жизни, властвует другая женщина, законная жена, мать его ребёнка, и у неё все права. А Ира лишь воровка, которая крадёт у неё внимание мужа. Но что делать, если ей не так повезло? Если Лёшка когда-то выбрал другую?
Эти мысли заглушил поцелуй, жадный, страстный поцелуй. Ира глаза закрыла, позволила опрокинуть себя на подушки, и с готовностью обняла мужчину, единственного, который был способен заставить её позабыть и о правде, и о лжи, и о доводах разума. Но она ещё сопротивлялась, не позволяла себе даже мысленно произнести это слово: люблю. Помнила, каково это: любить его, а потом начинать всё сначала, с разбитым сердцем. А её сердце уже было однажды разбито, во второй раз оно разобьётся вдребезги, Ира была в этом уверена.
7
Ира осторожно, стараясь не шуметь, открыла дверь родительской квартиры, и замерла на одно короткое мгновение, прислушиваясь. Было тихо и темно, все спали, что и не мудрено, третий час ночи. Она прикрыла за собой дверь, сразу скинула с ног туфли, и шагнула к двери своей комнаты. И вот тут уже вздрогнула, ощутив за своей спиной чье-то присутствие. Повернулась и выдохнула громким шепотом:
— Господи, Гоша, напугал до смерти. Что ты бродишь?
— А ты? Знаешь который час?
— Знаю, — огрызнулась Ира, но вполне беззлобно. К брату присмотрелась, после чего потрепала его по плечу. — Иди спать.
Открыла дверь в свою комнату и вошла, но Гошка уходить не спешил, привалился плечом к косяку и спросил:
— Ирка, ты себе мужика нового завела? Вот Мишка-то обрадуется.
— Иди спать, — повторила она уже более настойчиво, и закрыла дверь. Замерла в темноте, обдумывая слова брата. То, что Миша не обрадуется, с этим не поспоришь. А Ира не сомневалась, что до мужа, в конце концов, дойдет весть о том, что у его жены кто-то появился. Они с Лешкой встречались уже неделю, если их свидания можно было охарактеризовать таким простым и банальным словом, как свидание. Он назначал ей встречи в ресторанах, она приезжала куда и когда он просил, просто чтобы побыть с ним лишние полчаса, разговаривала с ним по телефону по несколько раз в день и летела, как на крыльях, если он собирался освободиться раньше. Бесконечные разговоры за ужином при свечах, долгие сладкие, но выматывающие часы занятий любовью в его квартире, и иллюзия того, что они никуда не торопятся и ни к кому не спешат. Уже неделю Ира появлялась дома за полночь, и понимала, что у родителей все больше вопросов возникает, а она все еще торопится убежать от них, не желая объясняться. Не желая самой себе до конца признаваться, что обратной дороги уже нет.