Дури еще хватает

Спасибо. Большое спасибо. Боже милостивый. Ну и ну. Вот мы и здесь. Собрались в том самом зале, где Генри Мортон Стэнли когда-то поведал восхищенному миру о своей исключительно важной встрече с доктором Ливингстоном. Членом этого общества был Чарлз Дарвин, и он тоже читал здесь лекции. В этом зале выступал сэр Ричард Бартон и спикал, если так можно выразиться, Джон Хеннинг Спик. Шеклтон и Хиллари показывали здесь завороженной публике шрамы, оставленные обморожением в укромных местах их тел. В течение ста восьмидесяти, без малого, лет сюда приходили, чтобы рассказать о своих открытиях, путешественники, авантюристы и мореплаватели. Если бы только школьные учителя географии, самый презираемый и осмеиваемый класс педагогов, если бы только они уделяли меньше времени рифтовым долинам, геодезическим пунктам и основным предметам индонезийского экспорта и больше тому, что их география позволила создать великолепное Королевское общество, владеющее самым притягательным залом страны. На самом деле, если вспомнить все как следует, одна из причин, по которой я любил этот предмет, состояла в том, что в географическом классе моей приготовительной школы лежали кипы и кипы поблескивавших желтых журналов «Нэшнл Джиографик», которые мы могли свободно листать. В них, среди лоснистых страниц с рекламой сигарет «Честерфилд», седанов «Кадиллак» и виски «Димпл» я впервые увидел, на что может быть похожей Америка, — ну, еще телевизор немного помог. Впрочем, существовала и другая причина, по которой мы набожно просматривали эти журналы…

Прежде чем общество «Нэшнл Джиогрэфик» стало в наибольшей степени известным благодаря своим слабоумным и вгоняющим зрителя в краску стыда цифровым телеканалам, его охватывавшие и антропологическую тематику журналы были — в ту предшествовавшую интернету, «Каналу-4» и распространению печатной порнографии эпоху — единственными изданиями, в которых любознательный мальчуган мог увидеть цветные фотографии голых людей. За одно только это оно заслуживает благодарности нескольких поколений. Правда, фотографии эти создавали ложное впечатление, что у многих народов мира кое-какие выступающие части тела в точности похожи на тыкву-горлянку, ну да уж ладно…

«Нэшнл Джиогрэфик» снимало также и фильмы, и мои учителя географии показывали оные на уроках с помощью старенького проектора «Белл-энд-Хауэлл», что позволяло им держать нас в тишине и спокойствии, пока сами они смывались из класса ради сладкого свидания с сестрой-хозяйкой либо бутылкой виски — тут все зависело от учителя. «Фрай, вы остаетесь за старшего» — никогда не говорили они, уходя. Но до чего же странные фильмы нам предлагались. Я вроде бы помню, что темами их были обычно лесозаготовки в Орегоне, продолжительность жизни бобра или волнующие картины, которые можно увидеть в Национальных парках Вайоминга и Монтаны. Очень синие небеса, обилие елей, сосен и лиственниц, мельтешение клетчатых рубашек. Скорость подачи пленки у горячего и пыльного старичка «Белл-энд-Хауэлл» была неустойчивой, поэтому музыка фонограммы то подвывала, то повизгивала, зато дикторы с их назидательно богатой и раскатистой американской риторикой приводили меня в экстаз. Как удивительно обходились они с языком, какие поэтические трюки, устаревшие лет сто назад, использовали. Моим любимым была игра с приставкой be-. Слово, начинавшееся с этой приставки, таковой лишалось, например, beneath обращалось в neath и так далее. Но, отодрав от этого слова be-, ее не выбрасывали. Нет-нет. Ее подвергали повторному использованию, приделывая к словам, к которым ей и близко подходить не полагалось. Что и создавало нелепо помпезные благозвучия такого, примерно, рода: Neath the bedappled verdure of the mighty sequoia sinks the bewestering sun[42] и так далее. А как можно назвать вот такой риторический троп, также встречавшийся весьма часто? Начинался он с обычной be-дребедени: «Neath becoppered skies bewends…»[43], но за этим следовало: «…серебристая лента времени, называемая рекой Колорадо». Жутковатый и бессмысленный лабиринт метонимий и метафор, коими изъяснялось «Нэшнл Джиогрэфик» во всем его билеколепии, оказал на меня огромное влияние, поскольку тем, чем стала для других рок-н-ролльная музыка, для меня был язык…