Дурбар в Лахоре

В Лахоре, однако, эти образчики восточного зодчества весьма пострадали. В конце прошлого столетия, во время долгой борьбы с магометанами, которая и окончилась взятием города приступим Рунджит-Сингом, обе непримиримые армии оставили неисправимые следы своего зверского фанатизма. В знак обоюдного презрения, заявляемого в перемежающихся победах, пока одна армия резала священных коров в пределах храмов сикхов, чем оскверняла навеки пагоды и пруды, другая побивала свиней, обмазывая их кровью стены мечетей и затапливая ею гробницы правоверных. Вследствие этого во время необходимой переделки и процесса «очищения» как храмы, так и мечети сильно попортились. Но есть еще между ними вполне достойные посещения… Таковы, например, у Делийских ворот мечеть Вазир-хана, построенная над останками какого-то газинвидского святого в 1634 году; Сонери-Месжид, или Золотая Мечеть, воздвигнутая в 1753 году Бакхвири-Ханум, царицей лахорской, царствовавшей после смерти мужа; четырехугольник Джамы-Месжид, перед входом куда Аурангзеб выстроил в 1671 году широкую лестницу из разноцветных дорогих плит, из камня, известного в Кабуле под именем абри; наконец, затем прелестнейший сад Газури-Бхач, где находится мавзолей самого Рунджит-Синга, превратившего было Джаму-Месжид, великолепнейшую из мечетей Лахора, в амбар.

Мавзолей великого царя пенджабского, смесь индийского и сарацинского стилей, самая курьезная, хотя и современная постройка. В центре саркофага возвышается мраморная площадка, посреди которой красуется натуральной величины лотос, в сердцевине которого хранится прах сожженного Старого Льва, а этот лотос окружен одиннадцатью другими лотосами поменьше, которые, как и первый, служат погребальными урнами и содержат в себе прах. В четырех из священных цветков – пепел четырех сатти, добровольно испепеливших себя живыми четырех жен магараджи, а в остальных – пепел семи прелестных невольниц, молодых девушек из зенапы (гарема), приговоренных к костру ради этикета и последних почестей царю лахорскому. Будем надеяться, что и эти сожгли себя добровольно, так как об этом история умалчивает. Впрочем, сопровождавший нас почтенный старец сикх, великий почитатель обычаев древности и уверявший нас, что он сам был очевидцем церемонии в 1839 году, рассказывал нам, что горе по Рунджит-Сингу было столь велико, что если бы не закон, то все они до одного человека бросились бы за своим любимым царем на костер. «А невольницы, – добавил старец, – они, прыгнув как газели на погребальное ложе, уселись за своими госпожами у ног царского трупа, в то время как одна играла на бвине,[27] другие пели песни ликования о соединении во мокше, пока дым разгоревшегося костра не прервал их голосов навеки, а пламя не превратило их юных тел в пепел!»…

Но все жены Старого Льва отправились за супругом в ту
Долину вечного молчанья,
Где нет ни слез, ни воздыханья…

Главная из них, обожаемая Рунджит-Сингом, рани (царица) Чинда, из любви к сыну отказалась от блаженства сутти и осталась в сей юдоли плача сражаться за него и защищать сыновьи права на престол… Грустно кончила эта знаменитая в современной истории завоеваний Англии женщина. Ее сын, которого она так любила, из-за корысти и трусости первый вошел в заговор с врагами против нее, предав и мать, и страну… Он до сих пор здравствует, растолстел и, проводя большую часть года в своем имении Эльведен-Голл[28] в Англии, среди своих закадычных друзей: лорда Грея (сына вице-короля маркиза Рипона), лордов Гентингфильд, Дакра, Лейстера и Гартингтона – предается своей страсти к охоте, являясь настоящим английским помещиком. Она же жила и мучилась много лет в одиночестве и изгнании в глухом уголке Кенсингтона, где безвыходно в своей комнате со своею старою преданною ей служанкой, последовавшей за нею из Индии, провела весь остаток дней своих до дня конечного освобождения смерти.