Дурак

В мои намерения входило проломить стену замка, проникнуть в спальню принцессы, похитить ее и унести в пещеру в горах. Что делать с ней дальше, я еще не придумал.

Но принцесса была не в спальне. Я долго рыскал вокруг замка, заглядывая во все окна, пока, наконец, не нашел ее в саду. Вот скажите, что делать барышне в саду среди ночи?

Приземляясь, я погасил ветром от крыльев несколько горящих факелов, и сад, обычно светлый ночью почти в той же мере, что и днем, погрузился во тьму. Принцесса увидела меня и замерла от испуга. Бежать не было смысла. Мое громадное туловище нависало над ней, пасть, полная зубов, приблизилась к самому ее лицу.

И тут принцесса улыбнулась. Так обескураживающее и Я, как это обычно и происходило при наших встречах, растерялся.

Вдруг лицо ее нахмурилось, я отпрянул и в этот миг понял, что опять провалил дело. Не желая сдаваться, я потянулся к ней, чтобы схватить и унести как можно дальше. Мои острые когти уже почти сомкнулись вокруг ее тела. Вокруг этого хрупкого и нежного тела, которое так контрастировало с грубой чешуей моей лапы. Изящного тела в белоснежной ткани, которого уже почти касалась моя перепачканная землей кожа. Я вдруг вспомнил тонкий стебель тюльпана, зажатый в латной рукавице, и понял, что не смогу схватить ее. Яростно ударив по земле хвостом и сломав несколько деревьев, я резко взмыл вверх и устремился прочь.

— Паяц! — неожиданно для себя услышал я возглас, брошенный принцессой мне вслед.

Горгулья сидела на камне и глядела на мое неуклюжее приземление. На этот раз она даже не пыталась ни о чем спрашивать. Все было понятно и так. Медленно и безмолвно я принимал человеческий облик.

— И что теперь? — горгулья все-таки нарушила молчание.

Я не ответил.

Трансформация не остановилась на человеческом облике, а продолжилась. Я становился все стройнее и выше. В какой-то момент я создал перед собой зеркало, чтобы со стороны увидеть то, что получается.

— В этот раз я должен быть неотразим, — с мрачным удовольствием пояснил я.

— Особенно неотразим! — не удержалась от ехидства горгулья.

— Да, особенно неотразим, — я решил не замечать сарказма. — Она сама пойдет за мной. На этот раз она не сможет отказать. Я приду к ней тем, кому не отказывают, — говорил я, глядя как тело мое становится бесплотным и сквозь кожу прорываются кости, как глаза проваливаются все глубже в лицо, а затем превращаются в пустые глазницы. От тела остался один скелет, его обернул черный балахон и в следующий миг надулся и захлопал на ветру. Мои кисти сжали древко косы, и я закончил фразу: — Смертью.

Стражник перед покоями принцессы попытался не пустить меня. Он преградил дорогу, выставив вперед меч. Лицо его было белым от страха, губы сжаты, но решение защищать свою госпожу — непреклонным. Нельзя не проникнуться уважением к человеку, осмелившемуся перечить Смерти. Я хлопнул его по плечу, и бесчувственное тело свалилось на пол. На самом деле это был обморок от испуга, но представляю, что подумали окружающие.

Не затрудняя себя тем, чтобы открыть дверь, я прошел сквозь нее.

Принцесса сидела за небольшим столиком и держала в руках серебряный кубок.

— Я за тобой, — почти не глядя на нее, бросил я. — Идем!

— Ну, наконец-то! — выговорила принцесса. — Сколько же можно ждать!

Я непонимающе уставился на нее. Хорошо, что неподвижные кости черепа не выражают никаких эмоций.

— У меня тут самое лучшее вино, — принцесса подняла кубок, — а в нем — самый лучший яд. И я уже битый час сижу здесь, ожидая Вашего прихода! Невежливо так опаздывать.

— Но почему? — невольно вырвалось у меня. И тут же я прижал костяшки своих пальцев к зубам, прикрывая рот. Вообще-то, смерти положено знать ответы на такие вопросы. Но принцесса, похоже, на заметила моей оплошности.

— Ах, любезная Смерть, — вздохнула она, вставая. — Я так устала от этого несносного мира. В нем многие вещи вовсе не то, чем они кажутся. Я чувствую себя совершенно ненужной и всеми покинутой.

Мне так захотелось ответить ей, что я чуть было опять не выдал себя. А принцесса продолжала:

— Вы знаете, за последний месяц ко мне сватались многие достойные люди. Короли, поэты, рыцари. Даже великаны и карлики. Все такие разные. И каждый говорил, что любит меня. Мне бы радоваться. Приятно, когда тебя любят. Но… Они любили не меня. А мою неприступность. Всем известно, что я никому не открываю свое сердце. Это то, что составляет меня, это — сама я. Но лишь только я позволю себе полюбить кого-нибудь, и все эти карлики и великаны разом отвернутся от меня. И мой избранник. Для него я тоже стану пустышкой. Ведь он ничего не видит во мне, кроме твердыни, которую необходимо покорить. Видите, милая Смерть, в какой ситуации я оказалась? Я не могу быть любимой так, чтобы любить самой. Взаимность — не для меня. Такая жизнь пуста.

И с этими словами принцесса поднесла кубок к своим губам.