Думер

— Итак, Отто, действуем по плану. Если что-то пойдет не так, просто уезжайте. Я потом свяжусь с вами через Лену.

Глава 38

До перекрестка так просто не пройти. Кругом выставленные поперек дороги машины и нервные милиционеры. Улицы узкие, крыши…крышами лучше, но долго. К тому же наверняка на них попрятались снайперы, а где-нибудь на этажах — Лена с прослушкой.

Пришлось просить Отто несколько раз колесить вокруг перекрестка, чтобы найти удобные подступы. Милиция машину не пустит, а вот Тамбовские — могут. Только если я доберусь до самого барона…

— Ждите здесь, — сказал я некроманту, выходя из «Олдсмобиля». — Если договорюсь, вас пропустят, тогда и подъедете.

Впереди тоже было столпотворение машин, но уже бандитских. И самих братков.

— Опа, — окликнул меня кто-то сбоку, когда я миновал малиновую «восьмерку».

Лицо показалось мне смутно знакомым, и верно… Это был Бром. Тот лысый мужик, что вёз нас на стрелку к «Розе ветров». Внутренне я напрягся — уж кто-кто, а Бром не мог забыть, что ещё несколько дней я был рабом. Но ответ убил.

— Здарова, — весело сказал он и протянул мне руку. — Че н-на, быстро ты в рангах повысился, в натуре!

— И тебе привет, — равнодушно ответил на приветствие я, пожимая ему руку.

— А это Роза-Медуза, — показал он на длинного худого мужчину в очках. — Мой напарник.

Его напарник едва заметно кивнул мне. Странная кличка была мне знакомой…

— Это ты его по рации вызывал, когда у «Розы ветров» были? — вспомнил я.

— Его, конечно. У нас ведь как: Бром — сила, Роза-Медуза — голова.

— Вы про меня слышали вообще? — спросил я, решив убедиться, что они меня ни с кем не спутали. Слишком уж по-доброму говорили. — Что я как бы уже и не из ваших?

— Ну бывает, че! — усмехнулся Бром. — Я ещё тогда понял, что ты головастый, место себе найдёшь. А под кем ты там ходить будешь — та ну всякое бывает, н-на.

— С Генкой нехорошо получилось, — более мрачно сказал Роза-Медуза. — Но ты одаренный, к тебе и спрос теперь другой. Это Шрама был косяк, что тебя в такое горнило засунул. Да и сейчас приказ не шуметь, тут даже при желании не пошмаляешь, пока команду не дадут.

— В натуре, — кивнул Бром. — Мы вообще подумываем переметнуться кое-куда, больно уж нездоровый шухер пошёл.

— И правильно, — ответил я. — Я вообще-то по делу сюда. Через пару минут нужно будет вон ту машинку пропустить, — указал я на «Олдсмобиль». — Скажете своим разъехаться?

— Ля какая цаца, — присвистнул Бром, разглядывая автомобиль. — Ну, если по делу, то пустим.

А я двинулся дальше. Странные ребята. Им бы меня за километр обходить и стрелять на поражение. Даже немного будет жаль таких разваливать, когда всё случится. Но они свой выбор сами сделали, так что не мне их жалеть.

Пролез через ещё несколько машин и наконец достиг перекрестка. В центре народу тоже хватало. Вот стоит, опершись на трость, Тамбовский барон и его свита в малиновых пиджаках. По другую сторону стояли графы Медведевы, и в этот раз я мограссмотреть их получше. Относительно молодые — или им не больше тридцати, или у одаренных старение происходит медленнее, по крайней мере, внешне. У обоих — странные, несколько безумные улыбки и холодные сверкающие глаза. Вот как-то сразу понимаешь, что такие не просто готовы убивать, а готовы убивать с наслаждением.

За Медведевыми стоял Шрам, девушка в тактической обтягивающей одежде и ещё несколько явно «крупнокалиберных» бандитов. А вот за ними полукругом расположились рабы. Десятка два-три, не меньше. Среди них был даже алкаш Иваныч. Ну и чего их притащили? Я всерьез прокручивал варианты перестрелки, хотя в моём присутствии этого бы ой как не хотелось. И рабы при любом раскладе полягут первыми, ни за что.

Им втирают, что за пределами тоннеля их ждёт злой холодный мир, что свобода их только погубит. Что вся их «свобода» — это попасться на нож уличным бандитов или дубинкам милиции, что это голод, холод, нищета и неспособность обеспечивать кровом себя и близких в этом новом, опасном, быстро меняющемся мире. Возможно. Но если бы я так мыслил, то стоял бы сейчас среди них. А я не только, как заметил Бром, «вырос в рангах», но и действительно чувствовал себя свободным. И теперь хотел показать это им — тем, кто тогда отказался бежать или кого свезли сюда из других точек. Человеку могут сколько угодно врать и убеждать, но то, что он увидит лично, пошатнет любые его основы. Может не мгновенно, но пошатнет. Начнет расползаться, как вирус. И заставит думать там, где другие принимают «правильную» истину.

— …Шестьдесят на сорок — изначально гнилой расклад, — донеслась до меня речь Тамбовского барона, обращавшегося к Медведевым. — Либо мы делим дело на равных, либо…

— Всем привет! — невозмутимо сказал я, обращаясь сразу и к Тамбовским, и к Медведевым с их свитами.

Сразу после этого помахал рукой в сторону Отто, и некроманту потихоньку начали освобождать проезд, видимо, подумав, что я действительно всё утряс с главарями.

Я заметил, как дернулся Шрам. Но в открытую останавливать меня не полез, вместо этого заговорил что-то в рацию. Боится.